В отличие от посланника Селестии, сопровождавшие нас ночные стражи вели себя расковано и свободно, однако, изо всех сил стараясь не глазеть на меня чересчур открыто. А поглазеть было на что! Вновь усмехнувшись, я перевел взгляд на темное окно, в который раз разглядывая свое изменившееся отражение. Из темного стекла на меня глядела совершенно незнакомая мне пятнистая кобылка. Куда только девались залихватские косички, весело стучавшие старинными стеклянными бусинами? Моя грива, магически отращенная благодаря мастерству одной известной Понивилльской модельерши, спускалась на спину тугой черно-белой косой, оставляя над моими глазами лишь ровную черно-белую челку, от которой, с непривычки, я все время норовил избавиться резким встряхиванием головы. Напомаженные какой-то жирной гадостью губы сами лезли в рот, просто-таки умоляя слизнуть с них всю эту вязкую светло-розовую дребедень, а подкрашенные ресницы и веки довершали этот разноцветный ансамбль каким-то неестественным зудом, от которого поначалу я просто сходил с ума.
«Ааааааарррргх!! Ненавижу! Чтоб вам там всем икалось, приколистки коронованные!».
Подняв копыто, я непроизвольно потянулся к мордочке, но в мгновение ока, моя нога оказалась во власти бдительно следившего за мной Графита, зажавшего ее у себя под локтем.
– «Да я просто нос почесать хотела!» – недовольно надувшись, пробурчал я. Переглянувшиеся стражи весело засмеялись, глядя на мою недовольную морду.
– «Следи, чтобы тушь не поплыла, регулярно обновляй макияж… И не слизывай помаду с губ!» – весело проговорил Графит, цитируя наставления Рарити, данные мне перед отъездом белой единорожкой.
– «Ага! А то все слижешь – а ему-то и не достанется!» – радостно ржанули наши сопровождающие, с новой силой принявшие подкалывать зардевшегося пегаса. Глядя на наши веселящиеся морды, единорог возмущенно фыркнул и резко поднявшись, вышел из купе. «Курить, не иначе как» – ехидно подумал я, и обхватив копытами ногу Графита, принял крайне целомудренный вид, впрочем, тут же скорчив своим попутчикам умилительную рожицу, вызвав очередную волну смешков и подколок. «Честное слово, это тело просто создано для веселой и беззаботной жизни» – думал я, замечая, с каким весельем и плохо скрываемым умилением глядят на меня другие пони. Даже суровый начальник поезда, пару раз заходивший в купе поинтересоваться, не нужно ли чего господам стражам, с удовольствием любовался моей смеющейся мордочкой, пока вернувшийся с «перекура» единорог не попросил «посторонних» освободить купе, в котором транспортируется «опасная государственная преступница».