– «Э-э-э… Ладно, я пожалуй, поскачу. Не буду вам мешать» – смущенно заявила Эпплджек. Похоже, она заметила, как я вновь расстроился, но поделать ничего не могла. В семейных делах советчики только помеха, и кому об этом знать, как не нашей ковбойше, обремененной семьей и огромным количеством родственников.
– «Ага. Мы пока пролетимся за Дэрпи» – рассеяно буркнул я, косясь на Динки, уже вовсю тянувшую меня за кончик крыла, требовавшую тотчас же, вот прямо сейчас, посадить, покатать и довезти – «А вы пока организуйте ей встречу, ладно?».
– «Да в чем вопрос? Конечно же организуем! Не зря же Пинки все утро в своем Сахарном Уголке копошилась?» – усмехнулась Эпплджек, и, убегая, поймала головой залихватски подброшенную в небо шляпу, приземлившуюся точно на ее макушку.
«Родэо-пони, блин».
***
«Одни глаза остались» – говорят в таких случаях про людей. Так вот, у Дэрпи остались не только глаза. Казалось, вся кобылка усохлась до головы и непропорционально длинных, худых ног, мелко подрагивавших на холодном зимнем ветру.
– «Да что б этих долбоклюев корова запинала!» – ворча, я вернулся в здание госпиталя и недолго думая, упер первое же попавшееся мне одеяло, забытое персоналом на подкате[49] возле дверей. Вернувшись, я с головы до ног закутал в него пегаску, да так, что наружу выглядывал только нос да два больших желтых глаза, с любопытством косящих по сторонам.
Далеко мы не ушли. Буквально через сотню метров я заметил, что ходьба дается нашей подруге все труднее, и отнюдь не из-за одеяла, путающегося под ее ногами и волочащегося по снегу. Дыхание Дэрпи учащалось, и ей приходилось почасту останавливаться и отдыхать, делая вид, что она крайне увлечена разглядыванием заснеженных деревьев, блеском клонящегося к горизонту солнца на зимнем снегу или разговором с дочерью.
– «Так, посмотри на меня» – потребовал я, становясь перед ней и внимательно прислушиваясь к дыханию пегаски. Сухая одышка, без хрипов, глаза не закатывает… Уже хорошо – «Голова не кружится? Воздуха хватает?».
– «Д-да. Просто… Просто слабость накатывает. Это, наверное, с непривычки – я же теперь нелетучая летунья, не забыла?» – улыбаясь, попыталась отшутиться она. Я улыбнулся в ответ, продолжая буравить ее внимательным, ощупывающим взглядом. Постепенно, ее дыхание успокоилось, и пегаска вновь настроилась продолжать свой долгий путь домой.
«Ну уж хрен!».
– «Скра… Скраппи! Ты чего?» – удивленно запричитала кобылка, когда я, кряхтя, пролез сначала между ее задних, а затем – и передних ног, взваливая ее себе на спину – «Не нужно так! Я сама дойду…».