Вскоре, я сдался. Боль и холод ушли, вместо них на меня наваливалось чувство покоя и какой-то отрешенности, полного нежелания продолжать борьбу.
«Ну, вот и все. И совсем не страшно…».
***
Темнота. Вновь темнота, сквозь пелену которой пробиваются какие-то звуки. Диссонансные, беспокоящие, они резали мой мозг не хуже ножей. Но если я слышу, то почему ничего не вижу? Ведь я же…
«Эй! Кто-нибудь!»
– «Да, кажется, это работает, Ваше Высочество. Судороги купированы, пациентка пропотела. Теперь нужно лишь поддерживать субфебрильную температуру и внимательно следить за ее самочувствием».
«Меня кто-нибудь слышит? ЭЙ!»
– «Думаю, у Нас есть для этого подходящая кандидатура. Скрич, распорядитесь».
– «Похоже, ей очень повезло, что вы решили почтить нас своим присутствием, Принцесса. Откровенно говоря, я был в таком недоумении, почему мои лечащие заклинания не оказали на эту пациентку никакого эффекта, что даже и не подумал о других, альтернативных методах лечения. Кончено, это все нетрадиционная медицина, но посмотри ж ты…».
«Да что тут, нахер, происходит?!».
– «Погодите-ка… Кажется, она приходит в себя. Думаю, нам стоит…».
– «МЫ так не думаем, почтеннейший Крак. Ей нужно восстановить свои силы, пока не закончились заемные, поэтому – постарайтесь дать ей максимальный покой. В остальном, Мы полностью полагаемся на вас, доктор».
– «Безусловно, Ваше Высочество. Мисс Тэйлтон, будьте так добры – еще пять кубиков[62], струйно».
«Да чтоб вас всех! Почему я не могу пошевелиться?! Что, вообще, происхо-о-о-о…».
***
Кажется, у кого-то были другие планы на мою судьбу. Последнее, что я смог внятно вспомнить о произошедшем – это какое-то движение, а затем – тепло, охватывающее меня и тянущее вверх, к молочному свету, исходящему с волнующейся поверхности. И еще раз. И еще. Это было похоже на роды – с каждой потугой, меня бросало все ближе и ближе к поверхности, пока, наконец, мое тело не пробило пленку воды, зайдясь в диком, исступленном крике. Бурлившая вокруг меня вода швыряла новорожденное, исторгнутое из себя тельце вперед и назад, обдавая то жаром кипятка, то лютым, непереносимым холодом ледяной проруби, пока, наконец, не решилась выбросить прочь – на кромку пробитого, сколотого чем-то льда.
Цепляясь судорожно сведенными ногами за что-то жесткое и неимоверно холодное, я кашлял, со стоном извергая из легких обжигающе холодную воду. Мое тело вновь онемело, а мокрые копыта, вместе с косами, намертво примерзли к кромке льда, не давая вновь погрузиться в холодную пучину. Вздернутый на этом подобии дыбы, я мог лишь смотреть вверх, на звездное небо, с которого какие-то кружащиеся точки споро убирали последние, все еще извергающие из себя клубы снега, тучи. Ветер утих, и казалось, стоило лишь покричать… Но обмороженные губы отказывались шевелиться, и я мог лишь тихо хрипеть, прижимаясь мгновенно примерзшей щекой к сковавшему меня льду. Холод вновь ушел, оставляя после себя лишь хаотичные, неконтролируемые подергивания ног и шеи. Мне оставалось лишь ждать, и терпеливо надеяться на практически неосуществимое чудо.