Меня омыло волной ужаса. Словно в страшном сне, когда события вокруг явно нереальны, я слышал визг разматывающейся лебедки и дикий вой ужаса, сопровождавший падение стальной клети. Удаляясь, он несколько раз прерывался стальным грохотом рикошетирующего от стен металла, закончившись громким, грохочущим всплеском.
– «ААААааааа ТВАААААРЬ!».
Словно озверевший вурдалак, я рвал зубами нос и губы кричащей от ужаса зебры, слишком поздно обнаружившей под собой не отчаянно брыкавшуюся кобылку, а что-то более страшное, древнее, озверевшее от отчаяния и вкуса чужой крови. Мотая головой и отбивая мешающие мне ноги, я вновь и вновь впивался в мягкое, рвущееся и упруго лопавшееся под моими зубами тело, брызгавшее в мой рот чем-то соленым, остановившись лишь вымазавшись по самые уши в заливавшей меня крови.
Судорожно вздохнув, я сбросил с себя истошно орущую и прижимающую к окровавленной морде копыта зебру, и вновь поднялся на трясущиеся, как после попойки у Эпплджек, ноги.
«Это что, я ее так?» – с каким-то тоскливым недоумением подумал я, на секунду задерживая взгляд на зияющих, вывернутых краях многочисленных ран на морде полосатой твари, свисающих с нее, словно куски тонко нарезанного мяса[111] – «Не может быть!».
Промелькнувшая мысль испарилась, стоило моему взгляду упасть на трос. Уходя в глубину колодца, он подрагивал и танцевал, словно упавшая в воду клетка еще продолжала двигаться из стороны в сторону, а это значило только одно – кто-то еще боролся за свою жизнь.
Распахнув крылья, я резким скачком, удивившим меня самого, выпрыгнул за край платформы. Куда девалась моя старческая осторожность, заставлявшая стартовать с разбегу и только с земли? Сухой, короткий перестук копыт по деревянному настилу, прыжок – и вниз, вниз, скорее, добраться до оставшихся в живых!
Клетка не успела погрузиться глубоко. Уходящий в темную воду трос танцевал и дергался, когда пони, запертые внутри, изо всех сил пытались открыть свою железную, лежащую на боку, могилу. Страшнее всего было то, что дно колодца было очень мелким, и находящаяся на его дне темная, маслянистая жидкость не могла закрыть обращенный вверх бок лежащей клетки всего на несколько сантиметров, и я слышал доносящиеся из гулкой глубины колодца булькающие, задыхающиеся хрипы и крики, когда кому-то из пони удавалось на секунду выставить свою морду над поверхностью воды, чтобы спустя мгновение вновь быть утянутым в глубину клубком из тонущих тел.
«Отрешиться. Отрешиться от всего. У тебя еще есть минута, может быть две. Булькают – значит, живы» – повторял я про себя присказку, сочиненную еще в первые дни работы, и позволявшую все эти годы банально не сойти с ума, каждую смену встречаясь со ставшими привычными ужасами работы – «Нужно освободить их, но как?».