— Говори, что ты хочешь? — предложил помещик. — Предать дело огласке или поладить миром?..
Братишка смиренно попросил объяснить, что господин подразумевает под этим «поладить миром».
— Если хочешь, чтобы мы поладили, приложи оттиск пальца на этом документе и все. Отправлять его я никуда не буду.
— Давай тогда поладим миром, — сейчас же согласился Братишка и приложил палец.
Хань Лао-лю бережно свернул бумагу, спрятал ее в карман и повернулся к управляющему:
— Развяжи его. Все в порядке. Сам иди спать.
Ли Цин-шань и повар ушли. Снова водворилась тишина. Слышалось лишь сонное дыхание людей в доме да шуршание сена в конюшне.
Хань Лао-лю закурил папиросу и медленно проговорил:
— Мы с тобой, брат Ян, люди, как говорится, «с одной джонки»… — он умолк, наблюдая за унылым и покорным выражением лица собеседника, — и ссориться нам не годится. Ты вот скажи: слыхал ли ты молву, которая ходит в народе последние дни?
— Не слыхал, — шепотом отозвался Братишка Ян.
— А я вот, — с расстановкой продолжал Хань Лао-лю, — из верных источников знаю. Восьмая армия покидает Харбин и перебрасывается на восток. Знаешь, куда ее стягивают? К советской границе. Я давно говорил, что здесь ей не продержаться долго. Войска гоминдановского правительства если к осенним праздникам и не подоспеют, так уж после праздников обязательно придут. Ты понимаешь, брат Ян, что это значит?
— Не придут гоминдановские войска, — робким голосом возразил Ян.
— Кто тебе это наболтал? Ведь не твои слова!
— Не мои… — согласился Братишка.
— Так вот. Не слушай этой собачьей брехни. Я тебе верно говорю. Мой сын как раз прислал письмо, в котором пишет…
Никакого письма не было. Более того, Хань Лао-лю уже наверняка знал теперь, что этого письма никогда и не будет. Чан Кай-ши потерпел поражение и надеяться больше не на кого.
— Про что же он пишет? — вдруг забеспокоился Братишка.
Хань Лао-лю угрожающе сверкнул глазами:
— «Кто делит земли и дома — тому башку долой», — вот про что пишет!
— Неужели?
У Яна перехватило дыхание и задрожали ноги.
— Ты не бойся, — успокоил его помещик, — мы с тобой свои люди, знаем друг друга не первый год. Я не оставлю тебя в беде. Только не связывайся с бригадой. Ты не гляди, что они хорохорятся тут. Этот ваш Сяо Сян завяз, как телега в грязи: ни туда, ни сюда. Ему в руки попался еж, и он сам не знает, что с ним делать: и держать больно и бросить жалко. Хочет меня побороть? Ладно, поглядим, что у него из этого выйдет. Он со мной уже трижды схватывался. Пусть еще три раза попробует. Я, Хань Лао-лю, все равно буду жить лучше вашего. Не веришь? Подожди, сам увидишь!