Однако теперь его тело совершенно не реагировало на прелести Анастасии. Наоборот, герцог с презрением думал о бессмысленности ее усилий соблазнить его. Между ними все было кончено раз и навсегда. Он освободился от плена, в котором она так долго держала его после того, как они расстались.
Было время, когда он ненавидел всех женщин, потому что никак не мог заставить себя вычеркнуть ее из своей жизни. Ему запомнились те долгие ночи, когда он в пылу неутоленной страсти метался по постели под подвешенным опахалом, которое не могло охладить сжигающего его желания.
Анастасия притягивала его к себе все ближе и ближе до тех пор, пока его не обволокло знакомым экзотическим запахом ее французских духов.
Ее губы манили, и он ощущал, как она пылает огнем страсти. Однако он оставался хладнокровным и невозмутимым, словно его обнимала льдышка.
— Mon cher, je t'adore[9], — шептала Анастасия.
Как часто он слышал эти слова прежде и как тосковал по ним, когда она уже их ему не произносила.
Но сейчас его реакция была такой, как будто она всего лишь просила передать ей соль.
Взяв Анастасию за запястья, он убрал ее руки со своей шеи и спокойным тоном произнес:
— Извини, Анастасия.
— Хочешь сказать, что я уже ничего не значу для тебя?
— Что прошло, то прошло, — ответил он, — было бы ошибкой, печальной ошибкой для нас обоих оглядываться назад.
— Я не верю тебе!
Она положила руку ему на грудь. Тысячи раз он целовал эти длинные пальцы.
— Поцелуй меня, Тристам! Поцелуй меня, и ты поймешь, что заблуждаешься. Ведь ты хочешь меня так же, как и я тебя, — упорствовала Анастасия, прижавшись к нему еще теснее.
Герцог отодвинул ее за плечи.
— Ты достаточно здравомыслящая женщина и должна понять, что раз я говорю «нет», значит, так и есть. Нам лучше было больше не встречаться.
Анастасия прямо посмотрела ему в лицо, но на этот раз выражение ее глаз было совсем иным.
— Но я не здравомыслящая! Я люблю тебя, Тристам! Я всегда любила тебя! И не отпущу от себя!
— Возможно, ты любила меня как мужчину, — согласился герцог, — но этого тебе было мало. Ты жаждала денег, мечтала о положении в обществе. А что я мог дать тебе тогда? В конце концов ты все-таки добилась своего и должна быть счастлива.
— А если я несчастна? — спросила она. — Я никогда не забывала о тебе, и меня все время к тебе влекло. О Господи, как я хотела тебя! — Переведя дыхание, она продолжила: — Сейчас мы можем быть вместе, и у тебя есть возможность любить меня так же, как ты любил когда-то.
Герцог горько усмехнулся:
— Ты рассуждаешь как дитя. На свете ничто не повторяется, а уж со мной тем более.