— Бетани может остаться здесь, — огрызнулся Эштон. — В своей комнате и с моей сестрой, прислуживающей ей. Но боюсь, что ненадолго, миссис Уинслоу. Я решил предложить свои услуги в другом месте. Скоро мы уедем.
Синклер резко обернулся.
— Как так?
— Увольняюсь.
— А как же тренировки лошадей, предстоящие скачки?
Раздался сухой, безрадостный смех Эштона.
— Разве я недостаточно разозлил вас, женившись на Бетани? И вы все равно хотите видеть меня конюхом при ваших лошадях?
— Прежде всего, я человек дела, — ответил Синклер. — И всегда ценил твое умение обращаться с лошадьми.
— Значит, мне только и остается, что выращивать для вас лошадей, но не быть мужем вашей дочери.
— Меня же засмеют, если мои лошади перестанут выигрывать. Черт возьми, или это ошибка, что ты унаследовал лояльность своего отца? — Синклер, щелкнув пальцами, быстро направился к картине, на которой была изображена одна из лошадей, отодвинул ее в сторону, открыл скрытый там стенной шкаф и извлек оттуда какой-то документ, пожелтевший и хрупкий от долгого хранения, молча протянув его Эштону. — Дело в том, что Роджер кое-что оставил для тебя, это твое наследство, если хочешь. Ты еще долгое время не сможешь никуда уехать, Маркхэм.
— Что это? — Эштон извлек из кармана очки.
— Старый долг. Я мог бы о нем забыть и, возможно, простить, если бы не сегодняшнее неприятное событие.
Эштон просматривал документ, глаза его под очками сузились. И чем дальше он читал, тем напряженнее становилось его лицо, крепче сжимались зубы. Синклер невесело усмехнулся.
— Похоже, твой отец никогда не говорил тебе, что он связан со мной договором, мистер Маркхэм. Надо сказать, что он поступил глупо, решив работать за зарплату вместо того, чтобы отслужить мне положенные семь лет. Он был одержим идеей дать тебе хорошее образование.
— А какое это имеет отношение ко мне?
— Читай дальше. Там есть фраза, указывающая на то, что если он не отслужит положенные семь лет, то эта крепостная обязанность переходит к сыну.
Бетани изумленно вскрикнула.
— Ты мой, — провозгласил Синклер. — Принадлежишь мне душой и телом, будешь выращивать и тренировать для меня лошадей в течение семи лет.
Эштон разжал пальцы, и документ выскользнул из его рук. Бумага полетела на пол и опустилась у начищенных до блеска ботинок Синклера Уинслоу.
— Я требую часть состояния, принадлежащего мне, — взорвалась Бетани. — Намерена выкупить у тебя этот договор.
Эштон сорвал с глаз очки и повернулся к ней, еле сдерживая гнев.
— Тебе мало того, что сделала меня своим мужем? Хочешь еще превратить в раба?