Толпа героев XVIII века (Анисимов) - страница 17

Сам Петр, любитель затрапезной одежды, штопанных женой чулок и разбитых башмаков, в этот день был разодет, как французский король, – в небесно-голубом кафтане с серебряной вышивкой работы самой царицы и в шляпе с белым пером. А как прекрасна была наша героиня! На ней было пурпурное с золотом платье, привезенное из Парижа (оно сохранилось до наших дней), в высокой прическе сверкали бриллианты. Для нее была специально изготовлена и великолепная корона (в допетровской Руси корон не было). Под неумолчный звон колоколов всех московских соборов, залпы салюта, звуки полковых оркестров, в окружении статных воинов с золотыми орлами на плечах – кавалергардов (специально учрежденное к этому дню воинское соединение) – Екатерина вступила в священный для каждого русского человека собор.

Церемония была торжественна, длинна и утомительна. Петр вместе с ассистентами укрыл Екатерину парчовой подбитой горностаями мантией, которая тяжелым грузом легла на крепкие плечи боевой подруги императора. Затем Екатерина встала на колени, и Петр возложил ей на голову корону, украшенную жемчугом, алмазами и огромным, дивной красоты яхонтом величиной с голубиное яйцо. В этот момент чувства благодарности так переполнили сердце лифляндской полонянки, что она не выдержала, заплакала и пыталась обнять ноги своего повелителя, но он отстранился – не время и не место для сантиментов. А потом был праздник – приемы, обеды, публичное кормление народа жареными быками, фейерверки, салюты. Глядя на озаренное огнями фейерверка синее небо майского вечера, многие москвичи думали так же, как и голштинский придворный Берхгольц, записавший в своем дневнике: «Нельзя не подивиться Промыслу Божию, вознесшему императрицу из низкого состояния, в котором она родилась и прежде пребывала, на вершину человеческих почестей».

Берхгольц, как и почти все гости праздника, не знал главного: накануне коронации Петр разорвал старое завещание и написал новое, в котором назвал Екатерину своей наследницей. Это событие произошло в глубокой тайне, и только проницательный французский посол Ж.-Ж.Кампредон, присутствовавший при торжественной коронации, увидел в этом лишь вершину скрытого от посторонних глаз айсберга, понял истинное значение происходящего под сводами собора и записал: «Особенно примечательно то, что над царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания так, что этим она признана правительницей и государыней после смерти царя, своего супруга».

Такое решение стало результатом долгих размышлений царя, целой вереницы превращений, происходивших в нем самом и в мире, в котором он жил. Хорошо известно, что Петр не готовил поначалу из Екатерины своей преемницы, политика, в многочисленных письмах царя к жене нет и намека на то, чтобы он когда-нибудь обсуждал с женой политические дела. Она ничем, кроме царской кухни и своего небольшого двора, не управляла в России. Даже ведание населенными владениями, положенными ей по статусу царицы, поручалось другим людям. За всем этим был простой и понятный человеческий расчет Петра. Он, сам вынужденный постоянно жить в нервном, иссушающем душу мире политики, сознательно стремился отделить частную жизнь от своего существования в публичном пространстве. Вечерами в лодке-верейке он возвращался в свой маленький, построенный на голландский манер дворец в Летнем саду, и там его ждала заботливая жена с ужином, окруженная детьми и слугами. Петр ужинал, придирчиво проверяя приготовленной заранее меткой, не много ли отъели от головки любимого им лимбургского сыра нахальные повара, Екатерина штопала его белье, трещали горящие дрова в камине, за окном выл ветер, шумели волны Невы, в маленьком зале было тепло и уютно. И вдруг такой резкий поворот – он делает свою скромную ласковую хозяйку наследницей императорского престола! Да, мы понимаем, что к этому царя побудила беспощадная судьба – казнь старшего и внезапная смерть младшего, любимого сына.