Сумотори принимает его молчание за испуг:
– Гайдзин, ты думаешь, что, вскрыв живот, ты умрешь и потому не сможешь говорить? Что ж, не судьба! – После этого он начинает смеяться, колышась всем своим подкожным запасом для производства первоклассного мыла. Остальные, не поняв ни слова из того, что он сказал, дружно хохочут. Стадо. Не стая.
Сямисэн не замолкает ни на миг.
– Не стоило повторяться, – Ронин наклоняется за ножом. – Я с первого раза все понял.
Он не успевает еще коснуться рукоятки, а слетевшая с плеча птица уже впивается оябуну в горло.
На остальных бросается Ронин – ведомый хозяином, он двигается очень быстро – быстрее, чем может человек. Мышцы потом будут гореть от страшного напряжения, суставы и кости тоже – хоть плачь. Но это потом. А сейчас ниппонцам кажется, что накинулся на них не человек, а дракон.
Опустив голову, будто ничего из ряда вон не происходит, гейша продолжает дергать струны. Везде кровь, все бочки наполнены кровью, чуть разбавленной водой. Распростертые тела вымараны алым.
Птица с интересом сует клюв в лужу саке на полу.
Сямисэн замолкает.
С треском выломав из инструмента гриф, в нижней части которого пряталось внушительное лезвие, гейша кидается на Ронина. Будь на его месте кто другой, ей бы повезло. Но однорукий в бою не владеет собой, он – лишь игрушка хозяина. Удар – и гриф выбит из руки, пролетает через все помещение, застревает в стене. Второй удар – гейша падает.
Однорукий бросает на пол возле нее нож. Тот самый, которым сумотори предлагал вскрыть живот.
– Хочешь сделать сэппуку? Я не возражаю. Но если нет, у меня есть к тебе деловое предложение.
Рука гейши – не хватает мизинца, он пошел в оплату за ошибку – сама тянется к ножу.
И замирает, не добрав каких-то пару сантиметров.
* * *
Ветер пробирал до костей. Лицо покрылось тонкой коркой льда, которая трескалась, стоило только нахмуриться или открыть рот. Короткие волосы превратились в ледяную щетку. Были бы длинными – превратились бы в сосульки.
– Батя, слушай, – надо мной навис Патрик, запакованный в насквозь промокшую зимнюю одежду, – мне надо многое тебе сказать…
У меня зуб на зуб не попадал:
– А м-м-ожет, п-потом? А с-сейчас м-мы п-пойдем к-к в-вертол-лету, н-на к-котором т-т-ы-ы п-прилетел?
– Нет никакого вертолета.
– Т-тогда к-к ледок-колу?
По выражению лица сына я понял, что и эта версия оказалась неверной.
Если честно, сейчас меня мало заботило, что он хотел мне сообщить и как тут очутился. Пешком дошел или, расправив руки и взмахнув ими, прилетел сюда – без разницы. Я с удовольствием поговорю с ним об этом после того, как согреюсь. Мне срочно надо согреться. Я готов даже забыть о том, что завязал с выпивкой. Станчик-другой виски поможет мне смириться с поземкой и заморозками на почве.