Марья Николаевна порывисто отвернулась и взялась за скобу двери.
Торопчин долго стоял молча, взволнованный рассказом, глядя на захлопнувшуюся за Коренковой дверь. Крепко потер рукой лоб.
Отошел к столу, сел, разгладил широкой ладонью скатерть. «А все-таки бригадиром ты, Марья Николаевна, будешь! И в партию таким, как ты, дорога не заказана… Нужна тебе была эта самая панихида?»
Дверь вновь распахнулась и пропустила разрумянившегося, запыхавшегося младшего брата Ивана Григорьевича, пионера Васятку. Паренек потопал у порога ногами, обивая с валенок снег, и произнес радостно:
— Скоро занятия у нас в школе кончатся. Видал?
— Почему так? — удивился Иван Григорьевич.
— Помогать вам будем. На севе. Сегодня Надежда Васильевна статью нам одну прочитала. Из «Пионерки». Там такой намек дан, что Москва на тамбовских ребят крепко надеется. Ну, а мы, значит, постановление вынесли. На собрании. — Васятка горделиво шмыгнул носом и закончил: — Я, Ваня, председателем был! Вроде тебя.
— Интересно, — Торопчин улыбнулся. — Вот крику-то небось на собрании было!
— Смешного не вижу, — обиженно сказал Васятка, стаскивая шубенку.
— Какой уж тут смех… Ну-ка, ну-ка, это еще что? Опять ты, председатель, галстуком перо чистил?
Васятка смутился. Потеребил измазанный в чернилах конец пионерского галстука.
— Кабы я один…
— Так вот слушай. Собери всех пионеров и растолкуй от моего имени: если я еще такое замечу… — Торопчин подумал, чем бы пригрозить, и остановился на самом доходчивом: — уши нарву!
— Ишь ты какой! — опасливо забормотал Васятка, отходя в другой конец горницы, — А еще партийный секретарь!
— Чего, чего ты там лопочешь? — Торопчин поднялся из-за стола.
— Не буду, говорю, — поспешно отозвался Васятка, неверно истолковав движение старшего брата.
— Пионер, Василий Григорьевич, — это брат, дело не шуточное! — заговорил Иван Григорьевич, вновь натягивая дубленку. — Комсомол — первый помощник партии, а вы, выходит, второй. Понял?
— Еще бы, — смущение на лице Васятки пропало, сменилось иным, задорным выражением. Он уже смело взглянул на Ивана Григорьевича и выпалил торжествующе: — Ага! А тебя сама Надежда Васильевна за вихры оттаскает.
— Ох, страшно! — Торопчин взглянул на занявшего петушиную позицию братишку и рассмеялся.
— Досмеешься! — пригрозил Васятка. — «Передай, говорит, Ванюшке…» честное пионерское, — хоть ты и длинный стал, и секретарь, а Надежда Васильевна всегда тебя так зовет — «Ванечка» или «Ванюшка». Да, так «передай, говорит, ему, чтобы на глаза мне не показывался. Я, говорит, ни на что не посмотрю, прямо за вихры его оттаскаю». Тебя, значит! Думаешь — вру?