Ее дверь была закрыта, но подняв ладонь, чтобы в нее постучать, я застыл. До меня донеслись еле слышимые звуки — вздохи и всхлипы. Встревоженный, я тихо повернул дверную ручку. Незапертая дверь медленно открылась.
Кензи сидела на постели спиной ко мне, опустив голову. Ее плечи содрогались от рыданий, которые она пыталась заглушить прижатой к груди подушкой. Все шторы, кроме одной, были закрыты, и на хрупкое и вздрагивающее тело Кензи падала тонкая полоска лунного света.
— Кензи. — Я быстро закрыл дверь и, пройдя через комнату, встал рядом. — Ты в порядке? — спросил я, чувствуя себя глупо и неловко. Конечно, она не в порядке — она рыдает в подушку! Я готов был к тому, что она прогонит меня или скажет что-нибудь язвительное, что я полностью заслуживал. Но она вытерла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.
— Да, — прошептала она, поспешно вытирая щеки ладонями. — Прости. Я в норме. Просто… немного перегружена эмоциями. Кажется, они нахлынули все разом, и до меня, наконец, дошло происходящее.
Я заметил поблескивающие на постели ключи и маленькую фотографию, вставленную в пластик на цепочке для них. Глядя на Кензи, чтобы убедиться, что она не против, я взял ключи, тихо звякнувшие в пальцах, и всмотрелся в фото. На нем были улыбающиеся лица Кензи и маленькой темноволосой девчушки лет десяти. Рука Кензи была приподнята, будто это она делала снимок, держа фотоаппарат перед собой.
— Это моя сестра, — объяснила Кензи, когда я перевел взгляд на нее. — Алекс. Александра. Я не одна в нашей семье с длинным и замысловатым именем. — Она улыбнулась, но я видел, что она изо всех сил пытается казаться храброй и опять не разрыдаться. — На самом деле она — моя сводная сестра. Моя мама умерла три года назад, а через год отец снова женился. Мне… мне всегда хотелось иметь брата или сестру… — ее голос надломился. — Мы собиралась провести выходные в доме у озера. Но… я не знаю, что у них сейчас творится. Не знаю, считают ли они меня мертвой или похищенной, и ждет ли Алекс моего возвращения домой… — Кензи уткнулась лицом в подушку, заглушая плач, и я больше не мог этого выносить.
Положив ключи, я сел рядом с ней и притянул ее к себе. Она прильнула ко мне, и я обнимал ее, давая выплакаться у меня на груди. Черт меня подери, я опять думал только о себе. Почему должно было дойти до этого, чтобы я, наконец, осознал, что у Кензи тоже есть семья? Что она так же волнуется о своих родных, как я о своих?
— Ты мне ничего не говорила, — тихо сказал я, надеясь, что мои слова не прозвучали обвиняюще. — Не говорила, что у тебя есть сестра.