Когда коней подвели к полосе камыша вокруг омута и остановили, Макуха очнулся. Начал глазами крутить, пытался сказать чего-то. Но горло пересохло — только хрипит. Сбегал, набрал в шапку воды, дал напиться болезному.
Есть такая известная пьеса. Так и называется: «Стакан воды». Одна королева попросила стакан воды, и четыре великих европейских державы тут же сменили ориентацию. В военно-политическом смысле этого слова. «Утрехтнулись». От выражения: «Утрехтский мирный договор». А наши — спокойно продолжили с Северной войной. Поскольку австрийцы вспомнили, что у них есть и восточные границы. Соответственно, Османский султан Ахмет Третий любезно выслушивал пламенные призывы отсиживающегося в Стамбуле после Полтавы Карла Двенадцатого, но войны с Россией не начинал.
Зря я это сделал. Насчёт «стакана воды». Вирник отхлебнул и заговорил:
– Где я? А?
– На пороге, вирник. На последнем пороге.
– Как это? А дальше чего?
– Как сказал в аналогичной ситуации один мой знакомый принц датский: «Дальше — тишина».
– Погоди. Постой! Не хочу!!!
– Бывает время собирать камни, бывает — выбрасывать. Для тебя пришло вот такое.
– Стой! Попа мне! Исповедаться хочу!
«Королева Британии тяжко больна,
Дни и ночи её сочтены.
И позвать исповедников просит она
Из родной, из французской страны.
Но пока из Парижа попов привезёшь,
Королеве настанет конец…
И король посылает двенадцать вельмож
Лорда-маршала звать во дворец».
Не наш случай. И Макуха — не королева, и я — не венценосный и рогоносный супруг. Хотя… если б сообразил, что предсмертная исповедь для местных — как паспорт в шестнадцать лет — всем и каждому, можно было бы подготовиться. Сыграть бы чего-нибудь по этой балладе. Глядишь, и узнал бы кучу полезного. Типа:
«Я неверной женою была королю.
Это первый и тягостный грех.
Десять лет я любила и нынче люблю
Лорда-маршала больше, чем всех!».
Интересно, кого Ельнинский вирник Степан Макуха назвал бы в качестве «лорда-маршала»? С подробным описанием «плодов любви»:
«Родила я в замужестве двух сыновей,
Старший сын и хорош, и пригож,
Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей
На урода отца не похож»
Стоп. А не дурак ли я? Моё поколение как-то представляет себе исповедь по католическому варианту. По книгам, фильмам. В основном — в связи со всякими страшными тайнами и кошмарами. А православная исповедь нам мало знакома. Ну, отец Фёдор из «Двенадцати стульев». Воспользовался инсайдовской информацией и погорел.
«На четвёртый день его показывали уже снизу экскурсантам.
– Направо — замок Тамары, — говорили опытные проводники, — а налево живой человек стоит, а чем живёт и как туда попал, тоже неизвестно.