Изначально исповедь была публичной. Вокруг этого строилась довольно сложная система категорий прихожан: кому можно войти в храм, кому можно стоять в притворе с оглашаемыми… Но уже в 4 веке святитель Василий Великий сделал две вещи: изобрёл иконостас и додумался до тайной исповеди. Насчёт иконостаса не знаю, но насчёт «тайной исповеди» известно точно: чисто женское влияние. Дело в том, что христианочки блудили и в древности. А поскольку муж над женой властен вплоть до «живота», то публичная исповедь плавно перетекала в такое же смертоубийство «супруги вольного поведения». И женщины получили привилегию: говорить правду. Всю правду, ничего кроме правды. Но только — батюшке на ушко.
Следом «тайной исповеди» потребовали и государственные чиновники. По тому же основанию, что и неверные жёны. За их «блуд» — или правительство, или просто сограждане могли тут же головы оторвать. «И дано им было по прошению их». В смысле: в христианстве была введена «тайная исповедь» для госслужащих. Так что не надо мечтать о том, что кто-то из «искренне уверовавших» и «властью облечённых» выйдет и прямо в телевизор покается. Это же не блудливая жена, которая за собой только пяток-другой «мужей добрых» потянет. Тут с одного раза пол-элиты менять придётся. Потрясение, знаете ли.
Ещё в 15 веке на Руси священник публично возлагал руку кающегося на свою шею и брал на себя все грехи исповедующегося. После преобразований императора Петра Великого, ориентировавшегося на европейские нормы, в русской православной церкви была внедрена католическая тайноразрешительная молитва, в которой священник лишь произносил слова: «Аз иерей (имя рек), властью, данной мне от Бога прощаю и разрешаю от всех грехов». Без постатейного и публичного перечисления.
Во всех странах во все времена священники не имели права разглашать грехи кающихся. «Тайна исповеди — священна». Но часто были обязаны доносить. После реформ Петра, который титул Патриарха взял себе, а для управления делами церкви учредил Священный Синод, Московская Патриархия превратилась в отделение государственного аппарата типа берг- или коммерц-коллегии. Общее понимание огосударствлённости церкви было столь велико, что на рубеже XIX–XX веков святой праведный Иоанн Кронштадский снова популяризировал общую исповедь — а чего терять-то? Зато процесс обслуживания клиентуры идёт значительно быстрее. Только победа заядлых безбожников-большевиков над православным государем и государством позволила восстановить Московский Патриархат с Патриархом. Но не избавила церковь от «осведомительной» функции царских времён и при новом режиме.