Некоторые дети заняли очередь второй раз, другие подбежали к Евгении, без робости обнимая ее, а какой-то мальчик лет шести с бойкими синими глазами, одетый в серый трикотажный костюмчик, который становился уж мал ему, остановился в шаге от Яны. Его светлые короткие волосы после катания на руках у Панина растрепались, на лице еще лежал отсвет восторга от пережитых приятных впечатлений, а синие глазенки доверчиво смотрели в карие глаза девушки. Яна почувствовала, что в следующую секунду он подойдет ближе и, возможно, прижмется к ней, как жались к Евгении гурьбой уже полдесятка детей, и растерянно моргнула. Мальчик по-прежнему стоял рядом, его взгляд стал вопросительным. Девушка облизала внезапно пересохшие губы и еле слышно прошептав: «Извините», – быстрыми шагами покинула комнату.
Она почти бегом преодолела длинный коридор, выскочила на улицу и прошла немного вдоль дома. Остановившись в простенке между окнами, она прижалась спиной к кирпичной стене и прикрыла глаза. Ее всю колотила дрожь, как при рыданиях, но глаза оставались сухими. Постояв так пару минут, Яна попыталась глубоко дышать, и почувствовала, что странное состояние понемногу отпускает ее. Но все равно она не могла заставить себя вернуться в ту комнату, где остался стоять в недоумении от ее побега синеглазый мальчик. Он смотрел на нее с этой трогательной смесью мальчишеской застенчивости и доверия, совсем как… Девушка помотала головой, чтобы отогнать от себя мучительный образ, и в тот же миг почувствовала, как на ее плечо легла чья-то рука.
– Яна, успокойся, все нормально, – Ольховская пристально вглядывалась в ее лицо, близко придвинувшись к ней.
Девушка прикусила губу, чувствуя себя не в силах ни отвернуться, ни продолжить еще хоть секунду выдерживать странный немигающий взгляд зеленых глаз. Видимо, почувствовав это, Евгения успокоительно провела пальцами вниз по ее руке, опуская глаза.
– Я в порядке, – соврала Яна.
– Ты уверена? Мне показалось, Алик чем-то расстроил тебя.
Значит, мальчика звали Аликом.
– Не то что расстроил… – Яна хмурилась, потому что подходящая ложь, способная объяснить ее поведение, никак не придумывалась.
– Можешь ничего не объяснять мне, – тихо сказала Ольховская. – У тебя доброе сердце, но ты привыкла подавлять свои эмоции, так? – зеленые глаза снова уставились на нее.
«У меня?! Доброе сердце? Да знала бы ты о вещах, которые я творила! И которые еще сотворю… в том числе и с твоей компанией», – возмутилась про себя Яна.
Это помогло ей собраться.
– Евгения, спасибо за… понимание, – сказала девушка вслух. – Я теперь успокоилась, правда.