Экклстоун признавал лишь тяжёлый труд и идеальное исполнение, он желал, чтобы его средства расходовались эффективно. Да, денег много, но он и слышать не хотел о неповиновении и растрате ресурсов в убыточном проекте. Никаких оправданий. Этот человек обожал конфликты, война была у него в крови.
Сотрудники не должны были знать, в каком он настроении. Своё появление он всегда продумывал так, чтобы вселить трепет, и специально запугивал подчинённых вспышками гнева. Забрызганная грязью машина или распахнутая дверь здания выводили его из себя. Если во время собрания звонил телефон, Экклстоун мог зашвырнуть его в другой конец комнаты. Однажды он заметил, что уборщица говорит по телефону, — и выдрал его из стены. Даже услышав звонок за стеной, он распахивал дверь, врывался в соседнее помещение и выдирал провода из розетки. То же и в лаборатории. Однажды Экклстоун увидел, как кто-то из механиков сломал верстак, и прямо на глазах у Мюррея разбил фару на его машине. В другой раз его не устроил корпус болида — и тогда Мюррей увидел, как босс колотит ногой по металлическому листу, пока в том не образовалась дыра. Поразительно, что эти вспышки не вызывали возражений и скрытого недовольства. Сотрудники были словно зачарованные. Никто не протестовал против его поздних звонков с расспросами о незначительных мелочах.
Полнейшая непредсказуемость даже не злила — она просто поражала. «Ладно, идём обедать», — мог объявить он после гневной тирады, потом дружески поболтать за пивом и сандвичем, а по возвращении сорваться вновь. «Заткнись или проваливай», — заявил он менеджеру команды Кейту Грину, когда тот пожаловался, что машины приходится готовить к гонке в атмосфере колоссального напряжения. Он не откликнулся даже на просьбу того же Грина прибавить ему десять фунтов в неделю за постоянную работу допоздна. Экклстоун знай себе повторял: «Я подумаю», — пока Грин не отступился.
Незаменимыми могли себя чувствовать лишь несколько человек, среди них Сили. Работая по восемнадцать часов в день, он успевал следить и за собственной компанией по выпуску мотоциклов, находившейся в Бельведере — на северо-востоке Лондона. Оттуда он направлялся на южный берег Темзы — в Бекслихит к Экклстоуну, после чего ехал на запад, в штаб-квартиру «Брэбхэма», проделывая таким образом по узким дорогам больше 100 миль в день. Экклстоун, напротив, всего раз в неделю брал у себя в шоу-руме «роллс-ройс» или какую-нибудь спортивную машину и ехал на производство. Прошло несколько месяцев, и условия соглашения с Сили перестали ему нравиться. Хотя чемпион мира Барри Шин и выигрывал на мотоцикле конструкции Сили гонки чемпионатов Великобритании и Европы, вложенных Экклстоуном 4254 фунтов оказалось недостаточно. «Брэбхэм» тоже был весь в долгах. Расходы составляли 80 тысяч в год, и выплаты за сезон их едва покрывали — о прибыли и речи не шло. Чтобы выжить самому, нужно было превратить «Формулу-1» из игрушки состоятельных людей в коммерчески выгодный бизнес.