— Чего ждёте?
— Того, что меня ударило, когда я впервые увидел Анну. Помните, упавшую?
Рябинин кивнул: как не помнить, если сидел он по вечерам на раскладушке и записывал эту семейную историю. И сам толком не знал зачем. Для времяпрепровождения, для повышения квалификации, для понимания человеческой психики, для памяти?.. Или впитывал чужое горе и втайне от самого себя молился на всякий случай — господи, помилуй от такого…
— Дождались?
— Сижу, как глиняный. Ничего не ударило, и даже сердце не стукнуло. Съели всё, выпили… Знаю, что пора её целовать. Ждёт она…
— И что же?
— А меня душит. Вот так, за горло!
— Кто душит, то есть что душит?
— Её шампанское зелёное. Поперёк горла буквально.
— Вероятно, плохое, — предположил Рябинин. — Несвежее.
У него бывало: посреди серьёзного разговора, посреди звонкого напряжения вырывалась вольная шутка. Потом насупленной мыслью он вернётся к ней и поищет её подземные истоки. Отчего она — от смешной роли Слежевского, от выспренности его слов или от чего-то такого, чего Рябинин не хотел и додумывать?
— Шампанское было свежим, — не улыбнулся Слежевский. — Несвежей стала моя душа.
— Что же дальше?
— Я встал и ушёл.
— А плановичка?
— Я оставил ей шесть банок сгущёнки.
Рябинин прицепился взглядом к усикам Слежевского — они вытянулись почти стрелочкой на плоских, застывших губах. Может быть, и у него шутки вырывались самовольно, как сквозняки из приоткрытой двери? Или шутка, придавленная разумом, не доходила до лица — её хватило только на брошенные слова?
— Вы знаете мой дом. Я его строил, прожил в нём почти всю сознательную жизнь, вырастил детей… Это мой дом. А из своего дома человек не должен уходить ни на какие пряники.
Он махом допил остывший чай и налил другого, горячего. И Рябинин подумал, что этим чаем Слежевский, видимо, питался — только в первый день здесь варилась картошка. Не потому ли кожа на щеках барабанно натянута?
— А если в доме нет жизни? — спросил Рябинин.
— Сергей Георгиевич, вы ничего не поняли.
— Не понял?
— Я же однолюб.
От резкого движения головы очки Рябинина почти взметнулись. Однолюб? А не… как называется человек наоборот однолюбу? Одноненавистник?
— Вы же несколько дней рассказываете, как ваша любовь перешла в ненависть…
— Не перешла, Сергей Георгиевич, а совместилась.
— Как совместилась?
— Любовь совместилась с ненавистью. Я её ненавидел, и я не мог без неё жить. Это трагедия, Сергей Георгиевич. А вы вчера сказали, что я Анну не любил…
Выговорившись, Слежевский спокойно отпил чай. Но оставившее его беспокойство как бы перекинулось на Рябинина, которому легче было понять перерождение любви в ненависть, чем их сумасшедшее совмещение.