— К тебе он тоже не стал бы ревновать, — сказала она. — Поцелуй меня.
И снова сама поцеловала меня. Я попытался отстранить ее, но она лишь улыбнулась и продолжала ласкать и гладить меня.
— Отпустите, прошу вас, — сказал я. — Ведь я еще ни разу не был близок с женщиной.
— Не ври, — сказала она.
— Поверьте, я говорю правду, — сказал я.
— Но ведь за это тебя и осудили.
— Не за это.
— Ты сам сказал, когда Кари спрашивал по телефону.
— Дело было совсем не так.
— А как?
Я рассказал, что парни потешались надо мной из-за того, что я ни разу не был близок с женщиной, и напустили на меня ту стерву. Сперва она приставала ко мне, а потом принялась издеваться: «Ах ты, рыжий пес, — говорила она. — Ах ты, меченая рожа!» Тогда я набросился на нее, сорвал с нее одежду, но она отбилась от меня. Потому я и получил-то всего полтора года.
— Так почему же ты ни разу не был близок с женщиной? — спросила она.
— Потому что я боюсь женщин, — ответил я.
— На сей раз не врешь? — спросила она.
— Не вру.
— Меня ты тоже боишься? — спросила она.
— Да, — ответил я. — Боюсь.
— Потому что ты некрасивый? — спросила она.
— Да, потому что я некрасивый.
— Но это вовсе не так, — сказала она.
— Я знаю, что так…
— Ну, обожди, — сказала она и встала. — Пока не смотри сюда.
Но я не мог не смотреть. Я так страстно желал ее, что не в силах был смотреть куда бы то ни было, кроме как на нее. Я даже моргнуть боялся, потому что тогда какое-то мгновение не увижу ее.
В углу стояло трюмо. Она подошла к нему и расчесала волосы перед зеркалом. Затем положила расческу. Расстегнула халат. Чуть повела плечами, и ночная сорочка соскользнула с нее. Она переступила через одежду и высвободила ноги из шлепанцев. Когда она повернулась ко мне, на ней ничего не было, и шла она спокойной, раскованной походкой. Еще Пишта рассказывал, какими гармоничными были ее движения. Возможно, потому, что она занималась спортом. Возможно, потому, что очень любила танцевать и мгновенно схватывала нужный ритм. По мнению Пишты, секрет красоты ее походки заключался в том, что части ее тела каким-то образом всегда помнили друг о друге. Они подавали друг другу весть — телеграфировали, что ли. В одном-единственном шаге Нетти было заключено столько же естественной грации, сколько в движении птицы, вспорхнувшей с ветки, описавшей в воздухе круг и вновь опустившейся на место… Она встала у постели и посмотрела на меня сверху.
— Взгляни на меня, — сказала она. — Ты в точности такой же.
— Нет, — сказал я.
— Да, — сказала она. — Все мы одинаковые.
* * *
В квартире зазвонил телефон.