— Ну вот, — сказал Игорь, — минут через тридцать начнется клев.
— С чего ты взял?
— А я заметил: клевать перестало за полчаса до пурги; значит, снова клевать рыба будет через столько же…
Мне казалось, что люди нередко сами придумывали для природы законы, в тщетной попытке как-то упорядочить царящий в ней хаос. Но законы, которые знал Игорь, были всегда точны. Не прошло и получаса, как наши удочки вновь заработали.
Ловили мы с Игорем, а Фетисов помогал Наде ставить палатку. Правда, он иногда подбегал к своей лунке и проверял удочку, которая не всякий раз оказывалась пустой.
Сколько бы ни колобродили люди днем, сколь бы ни шумели, ни суетились, все кончается сном. Даже самых неутомимых и жадных к делу жизни кладет на лопатки мягкая и неумолимая лапа ночи. И настала такая минута, когда неугомонная натура Игоря не выдержала.
— Ну, будем устраиваться на ночлег, — сказал он, извлекая из воды удочку.
— Чего же устраиваться — все готово! — бодро отрапортовал Фетисов.
Действительно, брезентовый домик был установлен, и на его тугие бока тихо садились снежинки. Вдруг Фетисов хлопнул себя по лбу:
— Да ведь у меня в рюкзаке имеется трофейная плащ-палатка.
— Знаете что, — задумчиво сказал Игорь, — дайте ее мне.
Фетисов отошел, чтобы исполнить его просьбу, а я спросил:
— Зачем она тебе?
— Я оборудую из нее другой домик.
— Да разве мы не вместе устроимся?
— Мы с Надей будем отдельно.
Не знаю, как это случилось, но в эту поездку я почему-то упорно держался роли носителя тупого здравого смысла. Я принялся доказывать Игорю, что это совершенно лишнее, что вчетвером мы скорее надышим тепло.
Он, как всегда, внимательно выслушал меня, затем сказал просто:
— Мы так редко бываем вместе.
Однако здравый смысл не оставил меня и тут, я сказал:
— Но вы женаты почти месяц!
— У Нади сынишка, у меня дома — сестры. Нам негде быть вместе.
Он застенчиво улыбнулся и пошел ставить вторую палатку. Я едва успел прибрать снасти, а уж второй домик стал рядом с первым, и Надя, пожелав нам спокойной ночи, скрылась в нем.
Игорь по-хозяйски осмотрел наш маленький лагерь, проверил, хорошо ли я прибрал снасть, укутал в тепло оставшихся мотылей и лишь затем откинул полог своей палатки. На миг я увидел два живых, неспящих, ждущих Надиных глаза. Полог задернулся, и в крошечном домике будто умерло все в цепенелой тишине объятия.
Я тоже забрался в палатку. Мне показалось там тепло и уютно. За парусиновым полотнищем ощущалась огромная ночь, в темном вырезе входа проносились редкие снежинки, сдутые ветром с сосен и сугробов.
Фетисов все не шел, и, позавидовав тому, что он один наслаждается этой ночью и тишиной, я выбрался наружу. Небо было чистое, и сиял месяц. Тени сугробов и сосен Малиновых островов расцветили под мрамор светлый простор озера, будто Игорь в гигантском масштабе проделал свой опыт. Я увидел Фетисова в нескольких шагах от палатки. Он медленно прохаживался взад-вперед и будто сторожил эту драгоценную ночь.