Толмачев улыбнулся и отошел в сторону.
— Иван Матвеич, — снова обратился Горин к старику, — сейчас, повторяю, накормите егерей, затем охотники попьют чайку — и в путь! К десяти часам вам быть в Щебетовке, с готовой ухой…
— Вот уж демьянова уха! — взорвался Муханов. — Мы что, приехали охотиться или уху трескать? На кой дьявол потащится он в Щебетовку?
— Молчи, Валерик. Сейчас ты сытый, а находишься по лесу — возмечтаешь об ушице.
— Что ее, там нельзя сварить?
— Может рыбы не оказаться.
— Эка невидаль! Пошлешь щебетовского егеря — он в два счета набо́тает.
— Нет, Кретову ботать не придется, он нас в лес повезет на подводе.
— Сами, что ль, не доедем?
— У него лошадь с норовом, другому не управиться.
— Кротов сам не больно управляется, — заметил Матвеич, подавая на стол кастрюлю с ухой.
— Матвеич! — В открытом окошке появилась голова Данилихи. — Ты давеча насчет лаврового листа интересовался. Я принесла.
— Спасибочки, а нешто я интересовался? — равнодушно сказал Матвеич. — Сколько с меня?
— Да ладно копейками считаться! — Свежие скулы Данилихи пламенели. — Слышу, опять рыбу заказали, — значит, без лаврового листа не обойтись.
— Валет за косточки вас благодарит. — Толмачев подошел к окну, нагнулся и пожал Данилихе локоть.
— Будет вам! — И Данилиха скрылась.
Когда мы собрались в путь, начало светать. Заря занималась тихо и бескрасочно. Небо, чистое и звездное всю ночь, затянуло, вода слегка курилась, в какой-то тусклой белесости подступало утро. Мы распределились по лодкам. В большую лодку сели Горин, Толмачев с Валетом и я. Горину очень хотелось быть вместе с Мухановым, но тот, злясь на поздний выезд, нарочно прыгнул в другую лодку.
— Чудак Валерик, — сетовал Горин. — Неужели на «Стреле» лучше плыть, чем на «Москвиче»? Вот увидите, как они отстанут…
Поначалу вышло иначе. «Стрела» завелась сразу и, медленно развернувшись, скрылась в тумане. Наш же «Москвич» тупо не поддавался усилиям Толмачева.
— Небось, пересосал? — тоскливо предположил Горин.
Толмачев вытащил мотор из воды и снял крышку.
— Ясно, на свечах пуд грязи.
— Сдеру шкуру с Пешкина, — пообещал Горин.
— Это лишнее, — своим мягким, успокаивающим голосом сказал Толмачев. — Сейчас все наладим.
С того момента, как «Стрела» скрылась в тумане, Валет, сидевший рядом со мной на скамейке, не переставая дрожал. Он тоскливо поворачивал морду на затихающий вдали шум мотора, втягивал ноздрями воздух и едва слышно поскуливал глубиной горла. Бедняга Валет боялся, что охота состоится без него, ему невдомек было, что все предприятие, именуемое «Показательным охотхозяйством», со всеми лесными угодьями, гостиницей и охотничьими домиками, с заказниками и питомниками, с многочисленным штатом егерей и других служащих, опирается на его худенькие ребра.