Только в зиму, проведенную в Крыму, орешник меня разочаровал. Во-первых, куда же ему было угнаться за новыми для меня прелестями крымской весенней флоры. Во-вторых, до января было тепло, и орешник отлично цвел в конце декабря; мой вестник весеннего тепла в Крыму оказался вестником зимних холодов и непрочных крымских снегов.
Наш лесной орех, или лещина (Corylus avellana) – типичное растение, приспособившееся к опылению ветром. Гибкие сережки мужских цветов помещаются на верхних частях тонких веток, которые легко раскачиваются ветром. Пыльцы очень много; она сухая и очень легкая. Облачко пыльцы может долго держаться в воздухе и при малейшем ветре переноситься от одних кустов к другим по лесу, еще не покрытому листвой. Зацветает орешник в такую пору, когда еще все почти насекомые покоятся в зимней спячке. Все это очень хорошо подходит одно к другому; но для меня остается неясной одна подробность. Почему женские цветочки окрашены в яркий красный цвет? Мне не случалось об этом спрашивать специалистов и не приходилось встречать заметок в литературе. Может быть, ответ заключается просто в том, что надо же рыльцам быть как-нибудь окрашенными; а может быть и то, что эта окраска сохранилась у орешника от тех отдаленных его предков, у которых опыление производилось не ветром, а насекомыми? Вообще, опыление ветром – более древний способ, чем опыление насекомыми; но есть растения, которые в отдаленные эпохи, уже развив опыление насекомыми, потом возвращались к опылению ветром. Принадлежит ли к таким растениям орешник? Не знаю. Во всяком случае, мы здесь задеваем один из самых глубоких и поучительных вопросов естествознания. Внимательно приглядываясь к жизни природы, мы видим во всем замечательное взаимодействие между организмами и условиями их существования, но, вглядываясь глубже, мы замечаем, что здесь нет идеального совершенства, чего-то прочно установившегося раз и навсегда. То там, то здесь подмечаем мы то уже ненужные пережитки старины, то зачатки новых видоизменений, которых требуют новые условия жизни.
Все это очень интересно, но уже слишком далеко отвлекло бы нас от рассказа.
Вернемся на опушку леса.
* * *
Евгешка высмотрел липку. Он берет у меня перочинный нож, вырезает из липовой ветки небольшую прямую палочку, делает на ней надрез и начинает колотить по ней черенком ножа. После этой операции липовая кора, к моему изумлению, легко снимается, образуя аккуратненькую трубочку с надрезом. Еще несколько добавлений, и из трубочки выходит отличный свисток. Евгешка подносит его мне и говорит: