Я забежал за плотную – таких в Сибири не бывает, елочку, и присел, приготовить несколько снежков. Ну и перевести дух заодно. И тут же увидел крадущуюся вдоль аллеи барышню. Ту самую, что первой на меня напала. Замер, приподымаясь с колена. Она была одна, без поддержки подруг, и, похоже, не догадывалась о моем присутствии.
Но и нападать со спины мне показалось нечестным. Или, быть может, хотелось разглядеть, наконец, ее лицо.
— Вот вы и попались, мадемуазель! — воскликнул я, когда между нами осталось не более трех шагов. Она резко обернулась, и вскинула на меня, как мне показалось, огромные карие глаза. И улыбнулась. Всего секунду колебалась, дожидаясь, что я кину в нее снегом, а потом легко подошла и забрала один из моих снарядов. Слишком большой, впрочем, для ее маленьких ладоней.
— Вы настоящий рыцарь, сударь, — ее французский звучал как-то странно. Без яркого акцента – избави Боже – столичные аристократы не могли себе этого позволить. А чудно как-то. Иначе.
— К вашим услугам, прекрасная разбойница, — поклонился я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Почему же вы не кинули? Вы ведь с Валёдей и так проигрываете эту битву.
Вот – снова! Она снова странно переиначила имя царевича.
— Это судьба, мадемуазель. Рыцари всегда проигрывают прекрасным воительницам. В этом нет ничего необычного.
— Значит ли это, что вы просите у меня пощады? И сдаетесь на милость победителя?
— Вне всяких сомнений, моя госпожа.
— Вы ведь немец? Мне верно сказали?
Отчего-то мне стало неуютно после этого вопроса. Какая-то мысль крутилась в голове, а поймать ее никак не удавалось. Какая-то неприятная, неудобная мыслишка.
— Верно, мадемуазель.
— Отчего-то победа над немцем ничуть не более приятна, чем над русским, — разочарованно выговорила незнакомка.
— Быть может, сударыня, — решился сумничать я, — это от того, что в империи очень трудно не стать ее частью? Мои предки прибыли в Россию сотню лет назад, но уже прадед стал считать себя таким же русским, как и все вокруг.
— Вы полагаете, месье? Впрочем – пожалуй. Это бы все объяснило.
— Что-то о чем я не знаю, прекрасная победительница?
— Ну конечно, — бросив снежок, и сложив озябшие руки на животе, менторским тоном заявила семнадцатилетняя девчушка с огромными карими глазами. — Вы же не Господь, чтоб знать все.
Где-то читал, что увеличенная нижняя губа говорит о чувственности человека. И наоборот – более крупная верхняя – о преобладании рассудка. У моей незнакомки обе губки были одинаковы. И лоб, как бы она его ни маскировала прическами – высок. Упрямый подбородок, и высокие целеустремленные «гасконские» раскрашенные морозцем в цвета здоровья скулы. Она вся была какая-то… настоящая, энергичная как сама жизнь. Легко было бы представить эту девушку и на коне – впереди скифской орды или королевской охоты, и на палубе пиратской шхуны. На великосветстком балу, у плиты в хрущевке, за рулем «порша», или в палатке альпинистов – я мог представить ее где угодно, и везде она смотрелась бы совершенно естественно.