Козина вздрогнул, почувствовал, как вся кровь хлынула к его лицу. Не отрываясь, смотрел он на губы тюремщика.
— …Император решил, чтобы только одного из вас… ну… повесили.
— Кого? — взволнованно перебил его Козина.
— Не знаю. Это теперь должны решить те, — и тюремщик указал пальцем вверх, что должно было, по-видимому, означать членов уголовного суда. — Твой старик избежал этого. Вас, значит, осталось двое. Кого из вас они выберут, того… Это зависит от них. У тебя надежды больше. Того — Весельчака, когда посылали приговор в Вену, поставили на первом месте, потому что он произносил такие оскорбительные речи. Покойник был на втором месте, а ты только на третьем. Так что, пожалуй, тебе скорей всего удастся вывернуться…
— И что тогда?
— Ну, домой не пойдешь. Кого помилуют, того пошлют на десять лет в Венгрию, в Комарно. Так сказано в той бумаге, что пришла вчера. На десять лет в крепость — тоже не пустяк… Но все же и они пройдут. Из Комарно вернешься, а тогда…
Тюремщик замолчал.
— Дай вам бог здоровья, — поблагодарил глухим голосом Козина.
— Смотри молчи! Я желал бы тебе помилования, ведь у тебя жена и дети.
Его сообщение было для Козины лучом надежды, блеснувшим в тюремном мраке. Стало ясным одно: кто-то из двоих не умрет позорной смертью. Но кто? Он или Весельчак? Одному из них достанется жизнь. Кому из них? Луч надежды мелькал то слабее, то ярче, размышления разжигали Козину, и он утешался теплящейся надеждой. Он молод, у него любимая жена, маленькие дети, он не хотел бы умирать. Да и за что? Он ни в чем не виновен. Он добивался только справедливости. Когда другие нарочно пакостили Ломикару и его служащим, он их удерживал, предостерегал. Он верил в правду, он полагался на закон и правосудие. А теперь должен быть повешен или он, или Весельчак. Эцл — тот произнес тогда речь о помещичьей плетке и торжественно утопил ее в проруби на глазах Ломикара. Пан ему этого не простит. Он же, Козина, удерживал Весельчака, Христом-богом умолял его не ходить в замок. А его осудили вместе с Весельчаком! Да и Весельчак, — разве он заслуживает такой кары? Или вообще кто-нибудь из ходов? Заслужил ее только сам Ломикар, который нарочно раздражал ходов. А Ломикар… кого бы выбрал он? Кого из двух обрек бы на смерть? Весельчака или его, Козину, который не раз смело глядел ему в глаза и смело говорил за всех? И внутренний голос отвечал Козине: «Тебя, тебя!»
Правда, решает не Ломикар, а суд. Козина вздохнул, но тут тяжелой тучей надвинулись мысли. «Ломикар умеет все устроить. Был приговор апелляционного суда — он его уничтожил. А теперь заставит судей решить так, как он решил. Ну, и пусть решает!» Не дождется, однако, он, чтобы Козина покорился и сказал: «Все, что я отстаивал, — ложь и ложь все, что говорил». Чтобы после всех своих беззаконий Ломикар еще указывал на него с насмешкой: «Смотрите, как он присмирел, как он послушен!» Столько натерпеться и все ради того, чтоб пережить такой позор, — нет!