В другой раз от неожиданного шума Карлос даже вздрогнул. Сначала мимо промчался молодой бафер. Со страху вверх по стволу взлетела белка; какой-то мелкий зверек стремглав кинулся в норку. Не на шутку встревожились птицы. И хотя виновник этого переполоха уже давно скрылся, успокаивалось встревоженное население леса еще довольно долго…
Однако ко всему привыкаешь — и по мере того, как бывший разведчик «Sunrise» чувствовал себя в Тайге все увереннее, отношение к нему стало заметно меняться. Из наблюдателя Карлос мало-помалу превращался в жителя леса, начиная воспринимать происходящее вокруг более приземленно, исходя из степени полезности. Следы, звуки, краски и еще многие-многие неприметные для неискушенного глаза детали стали превращаться для него в некие сигналы, предупреждения. Лишь иногда невольно засматривался он теперь на необычно красивый закат или разукрашенную осенними заморозками листву — от фиолетового, буро-коричневого, пурпурного, багряного до оранжевого и ярко-золотистого… Сегодня же Карлос был не способен видеть вообще ничего…
Он и сам не верил, что смог дотянуть до привала.
Особенно ужасными показались последние полчаса, когда от слабости подкашивались ноги, а сердце то стучало, как сумасшедшее, то вдруг почти останавливалось. Все же Карлос, несмотря ни на что, приказывал себе идти, и тело, привыкшее подчиняться разуму, не посмело ослушаться и на этот раз. Впрочем, и на разум особенно надеяться не стоило, потому что в какой-то момент перед глазами все поплыло, и бывший разведчик едва не потерял сознание. Карлос сидел, привалившись спиной к дереву, и чуть ли не со страхом вслушивался в изменения, происходившие в его организме.
А изменения, что и говорить, были нешуточными: такое впечатление, будто бы останавливался, остывал еще совсем недавно работавший в полную силу механизм. Вернее, не останавливался, а замедлял свой ход или, скорее, переходил в другой режим. Когда переживаешь новые ощущения, невольно стараешься припомнить, не было ли уже что-нибудь подобное раньше: именно этим сейчас инстинктивно и занимался Карлос: а что ему оставалось — ведь анализировать и подводить итоги станет возможным, лишь когда процесс завершится полностью. «Если тогда будет кому анализировать», — еще пытался шутить Карлос. Итак, он искал в своем опыте нечто похожее, но поскольку стареть ему, несмотря на свои двести семьдесят четыре, еще не приходилось, оставалось лишь вспоминать рассказы других. О том, например, как слабеют руки и ноги, как любое движение, если не хочешь нежелательных последствий, приходится делать более плавно, и еще много-много такого, что вряд ли может служить утешением, но тем не менее является абсолютно естественным для любого дожившего до определенного возраста человека. Даже хайлендер, молодость которого длилась неизмеримо дольше, по сравнению с обыкновенными людьми, когда-нибудь старел — правда, не сразу и не вдруг, а Карлос… С Карлосом все произошло иначе.