Потому что тогда начинается таинство. Сэм играет голосом, как на органе. Перебирает связки-регистры. Его голос постепенно заполняет весь зал, до последнего уголка, он разворачивается, раскручивается невидимым свитком, он дышит и вибрирует.
Они все заняты — а я еще не проведал Шута и не пробежался по театру. Нужно обязательно проведать всех — тогда вечер пойдет как надо и можно будет просто сесть в гримерке — есть пирожное из театрального буфета и делать уроки на завтра.
Сашка в театре не оказалось. То есть, она была, конечно, где-то тут, но я никак не мог ее найти. Ни у Мамы Карло, ни в гримерках. В театре все на виду и все спрятано от тех, кто не представляет, как он устроен. Я знаю — рано или поздно Сашок выпрыгнет как черт из табакерки. А вот если специально искать — тогда ничего не получится.
Я бежал по театру и коридорный пол летел у меня под ногами, как поворотный круг на сцене.
— Поосторожнее на виражах, малыш, — укоризненно прошелестел Олежек.
Он вывернул из-за угла совсем некстати, он сучил ножками — всегда кажется, что это муха потирает лапками, а не художественный руководитель московского театра идет по своим владениям, — и размахивал коротенькими ручками. У Колокольчикова все «малыши»: и Лёлик, и мама, и папа, и Сэм, и даже морщинистый сторож Альберт Ильич. Поэтому худрука Олега Борисовича жалко — его ведь тоже никто всерьез не воспринимает. Все кличут Олежкой, то ли потому, что он еще недавно был таким же актером, как и все, и то ли из-за «малышей».
Кулисы, задники и колосники — моя погранзастава. Я пробегаю ее так, что ветер свистит в ушах. Зрительный зал неинтересен, фойе — тоже. Дальше, за погранзаставой, слева, в темном проходе за сценой — скрыта маленькая дверь, обитая поролоном. В нее нужно пролезть, согнувшись. По узкому переходу добежать до пространства под сценой и посмотреть, как приготовили все к выходу Мышиного Короля. Маска со множеством злобных крысиных голов висит на крючке, ждет своего часа.
Со всех ног по подземному переходу, потом по крутой лесенке — наверх, мимо звукорежиссера. В будку, где сидит осветительница Майка, — плюхнуться на изношенный стул перед огромным, как в межгалактическом корабле, пультом и смотреть, затаив дыхание, как из черной бездны, из-под земли поднимается Мышиный Король. И если Майка разрешит, можно медленно двигать вверх рычажок на пульте, наблюдая, как бездна вспыхивает дьявольским светом. А ты — почти Бог, потому что твоя рука лежит на этом крохотном рычажке.
От Майки всегда пахнет крепким кофе. Рядом с пультом всю жизнь стоит зеленая чашка, и уже кажется, что вместо крови у Майки по венам бежит густой-густой черный кофе.