— Объяснитесь, Жорж. Что это за выдумки?
— Грубера обезглавили. Очень чисто, вам бы это понравилось, доктор… Ну а если это сделал призрак, плод моего воображения, то он чертовски ловок и умел.
Я никогда раньше не замечал под глазами Ланцманна таких синих мешков. Он неподвижно стоял, впившись в меня взглядом и сжимая пистолет.
— Вы плетете всякую чушь, чтобы выиграть время…
Я передернул плечами:
— Но кто-то же убил его. Сходите в подвал, убедитесь сами.
Ланцманн бросил с судорожной гримасой:
— Ваша хитрость столь же посредственна, сколь и ваша психика, милейший мой Жорж.
Капли пота теперь уже ползли по его поплиновой рубашке в тонкую полоску. И тут меня осенило: ему плохо. Физически плохо. Одновременно я понял почему. И в этот момент единственная, кто мог убить Грубера и вне всяких сомнений подсунуть Ланцманну наркотик, промолвила своим мягким голосом:
— Доктор, отдайте мне пистолет, если хотите, чтобы я вам дала противоядие.
— Противоядие?
Ошеломленный, Ланцманн резко повернулся к Марте. А она спокойно протянула к нему руку:
— Вы приняли концентрированную дозу производного фенициклидина, от которой через пятнадцать минут, то есть, — Марта посмотрела на часы, — ровно в половину, вы умрете. У меня, как я вам уже сообщила, имеется противоядие. Но прежде я хотела бы получить от вас пистолет, который вы и без того едва держите в руке.
Никогда до сих пор мне не доводилось слышать, чтобы Марта говорила таким холодным, бесстрастным тоном; я узнал и тон, и стиль: так изъясняются профессионалы, сроднившиеся с насилием, совершенно лишенные души.
Ланцманн уцепился за револьвер, как ребенок за игрушку. Я незаметно продвигался к «беретте» Зильбермана. Ланцманн пытался хорохориться, но голос у него был померкший:
— Вы… насмотрелись комиксов… Марта. И не подумали… о собственных… интересах.
Ноги у него подгибались, и ему пришлось, чтобы не упасть, ухватиться за кресло. Марта воспользовалась этим и вырвала у него пистолет, одновременно и я схватил «беретту» Зильбермана. Мы, держа в руках оружие, напряженно смотрели друг на друга. Марта недобро улыбнулась, блеснув перламутровыми зубами:
— Левой рукой, Жорж? А тебе не кажется, что ты переоцениваешь себя?
— На таком расстоянии, любимая, я ни за что в тебя не промахнусь.
Лицо Ланцманна посерело. Он схватился за горло:
— Пить… Господи, пить. Дайте же мне ваше противоядие…
— Где копия списка, которую вы получили?
Ланцманн захлопал глазами, точно сова, удивленная наступлением дня.
— Так вы… ничего… не поняли!
Мы с Мартой уставились на него. Он рассмеялся болезненным смехом: