Сначала издали доносится непонятный гул, постепенно перекрывающий канонаду. Будто надвигается стая исполинских жуков. Потом возникают облака пыли или летят комья грязи — бронированные машины крайне нечистоплотны. К гулу примешивается лязг гусеничных траков, особенно зловещий, когда их выступы звякают о бетон или брусчатку.
С расстояния ярдов пятьсот танк виден отчетливо. В него можно стрелять или пытаться отсечь от него пехоту. По самым ярым стрелкам танкисты тут же бьют в ответ, и из этого места больше пули не летят.
Иногда по танку попадают из артиллерийского орудия, перешибают гусеницу или даже подбивают. Но от этого не легче пехотинцу! Самый большой, самый грозный из них продолжает ползти на его окоп.
В десятках ярдов от танка дрожит земля. Рокот двигателей наполняет пространство, принуждая внутренности солдата трястись в такт злого железного сердца. Пулемет выкашивает любого неосторожного, высовывающегося из-за бруствера хоть на дюйм. Наконец, грохот становится нестерпимым. Широкие, обляпанные глиной гусеницы нависают над головой, грозясь раздавить, расплющить… Танк ухает на противоположную сторону окопа, засыпая сжавшихся, оглушенных и перепуганных людей комьями земли. Пространство заполняется вонью выхлопа. После этого уже никаких сил встать, стрелять, бороться, а сверху наваливается вражеская пехота, размахивая блестящими штыками…
Как только артиллерийские тягачи выкатили шестидюймовые гаубицы на линию Гринфорд — Уэмбли и оттуда посыпались фугасы на центральные кварталы, от командующего столичным гарнизоном фельдмаршала Джона Френча поступило предложение о прекращении огня. В переводе на русский или немецкий язык — о капитуляции.
Победители не отказали себе в удовольствии прокатиться танковой колонной — русскими Б-3 и Б-4, а также германскими «Панцервагенами» через покоренный город. Петр Николаевич занял место командира в одной из головных машин, прогнав колонну мимо наиболее известных достопримечательностей центра. Он хмуро глянул на Биг-Бен, когда голова процессии выехала на Вестминстерский мост.
Танки среди города — событие чрезвычайное, если только это не военный парад. Танковый удар и орудиями сдержать трудно, а катящиеся стальные громадины среди жилых домов, автомобилей и мирных жителей потрясают несоразмерностью между бронированными, сильно вооруженными машинами и покорной уязвимостью цивильных объектов.
Члены экипажей чувствуют себя чрезвычайно сильными, эдакими сверхлюдьми на непобедимой технике. И одновременно не могут избавиться от ощущения ненависти горожан, просачивающейся через вентиляцию и смотровые щели. Не то что открывать люки и вылезать — останавливаться не тянет.