Танковому генералу Петру Врангелю этот город стал вдруг необычайно уютным, он старался наведываться сюда как можно чаще. Вероятно, случилось именно то, о чем он беседовал с вероломной англичанкой. Немолодой барон влюбился!
Его избранница, загадочная дама, скрывавшая истинное имя и положение, однозначно отказывалась по окончании войны последовать за генералом в Санкт-Петербург.
— Я не возражаю против роли баронессы фон Врангель, но любовницей и содержанкой быть не хочу.
Тем более роль баронессы она уже освоила в бесконечно далеком Лондоне.
О разводе с бывшей фрейлиной Петр Николаевич впервые задумался всерьез. После суда и казни двух Николаев Романовых Ольга презирала мужа, поддерживающего императора Александра Четвертого, который допустил убийство родственников. Она демонстративно уехала в Берлин к Александре Федоровне, потом отказалась вернуться. Стало быть, в Питере генерала ожидала лишь одинокая холодная постель.
Иногда во Владивостоке случались и служебные дела. По флотским надобностям сюда прилетел Колчак и неожиданно задержался.
— Петр Николаевич, все одно летной погоды ждем. Позволь глянуть на твоих политических.
— Да запросто. Сейчас прикажу. А пока, Саша, давай еще раз за победу. И чтоб быстрее мир подписали.
Наплевав на правила и предрассудки, генерал с адмиралом выпивали и закусывали прямо в штабе Владивостокской эскадры. Разогревшись и подобрев, вышли на скользкий плац, где выстроились сто восемьдесят шесть солдат с винтовками, обнаруживающих полное отсутствие выправки, со сдвинутыми на затылок шапками, с пулеметными лентами через шинель, добрая половина с неуставными «маузерами» на ремешках. Балтийские братишки и тут показали форс. Колчак опустил глаза. Как знал — у некоторых поверх ботинок с обмотками выпущены широкие клеши.
— Петр Николаевич, отчего командир у них в морской форме?
— А, это мичман Федор Раскольников. За угон эсминца ему жаловано право ходить во флотском. — Барон гаркнул: — Здравствуйте, балтийцы!
— Здрав… жел… ваш… высок… ство… — нестройно прошуршало по шеренге.
Раскольников приблизился, отдал честь.
— Не батальон, а страх божий, — покачал головой адмирал.
— А по мне — пусть лучше такие партизаны, нежели лейб-гвардия, которая только и умеет, что по Дворцовой площади шаг печатать.
— От кого я слышу, барон? Вы же в прошлом конногвардеец!
— Именно — в прошлом. А сейчас командующий над такими, нестроевыми.
— Ваше высокопревосходительство! Разрешите обратиться к господину адмиралу.
Врангель позволил, но Колчак досадливо отмахнулся:
— Знаю-знаю. И не просите. На кой черт мне флотский экипаж, собирающий матросский комитет на обсуждение каждого приказа — исполнять ли его или объявить контрреволюционным.