— Вот оно! Трясутся ручки у палача? Знаешь ведь, чем война закончится, знаешь, что тебе люди-то скажут… Но поздно. Мы иудушек назад не берем.
— А мы берем. Мы им даже в валюте платим, если от них польза бывает.
— Сколько? — спросил Вася.
— Кому как, — сказал Гера, — обычно не жалуются. Тебя бы взяли, только нужно экзамен сдать: английский, политология, рукопашный бой. Да это чепуха, мы тебя натаскаем. Заживешь зато по-людски: джип себе купишь, сотовой заведешь, будешь баб нормальных снимать. У вас, поди, и девчонок нет? И связи мобильной?
— Да, — сказал Вася, — эта связь у нас не фурычит. А бабы есть. Куда же без баб?
— Видал я их, — сказал Гера. — Только разве же это бабы?
Вася задумался.
— Да, — сказал, — можно бы и получше. А чего делать-то?
— Будто сам не знаешь, — хохотнул Гера.
— Знаю, конечно: рельсы портить, чтобы поезда сошли, в масло стекло пихать, данные собирать. Ну и, конечно, клеветать на честных людей.
— Клеветать — это главное, — сказал Гера. — Справишься?
— Справиться смогу, — сказал Вася. — Только совесть ведь, паскуда, замучит.
— А ты ее, паскуду, продай.
Оживленно беседуя, они вышли из леса. Навстречу им шла вчерашняя баба, загоняя домой вчерашнюю животину.
— Пошли, буренушка, пошли спатеньки…
Лепешки падали на ходу.
Они усмехнулись, глядя на это дело.
— До скорого, агентура.
— И вам того же, товарищ Гера.
— Но пасаран! — на прощание крикнул Гера, и добавил, в-четверть голоса: — только гусь свинье не соратник…
Избушка стояла та же: косая, кривая, без курьих ножек. Игорь, как и следовало ожидать, не вернулся.
— Канул, миленький, как масоны на гору унесли, — развела руками Настасья.
Он спал неглубоко, чутко, опасливо, поэтому и проснулся на секунду раньше, чем его разбудили.
— Опять мужики пришли! — крикнула Настасья. — С факелами, едрить, теперь точно поджигать будут.
Он наспех оделся, сунул пистолет в карман куртки, взял автомат и устремился за Настасьей наверх.
Отодвинув стальные жалюзи, он насчитал два десятка возбужденных людей. Ближе всех к дому суетился Матвей.
До Геры долетали рваные крики:
— За свободу, блядь, и не такое бывает!
— Жизнь свою отдать, или как?!
— Эх, братки, в говне жили, в говне и подыхать будем!
— Машку жалко, а остальное приложится!
— Чую, Серега: наши времена настают!
— Подохни, Егорка, с песней!
Ему стало худо и тошно от этих воплей, буквально тошно — нестерпимо захотелось блевать.
Когда проблевался, то увидел, как к дому бежит Матвей в расстегнутой до пупа рубахе. В его руке пламенел факел.
— Пожги их, чтоб духу не было! — крикнули из толпы, и Гера узнал голос Петра.