— Ты хочешь сказать, что в этой жизни для меня не найдется места?
— Не совсем так. Просто люди из моего мира не поймут тебя. Они не смогут разглядеть твои достоинства, а все непонятное пугает их. Они съедят тебя живьем, Адам. Этого я не могу допустить. И не хочу.
— И всего этого тебе недостает?
— Нет, недостает мне совсем другого. Остальное — безобразный побочный продукт, который я не могу контролировать или изменить и потому должна просто принять. Теперь я знаю: если хочу действительно оправиться от случившегося и начать жить, я должна снова заняться работой. Такая я, Адам, — настоящая, а не та женщина, которую ты вытащил из воды и в которую влюбился.
— Почему ты настолько уверена, что приняла правильное решение? Два дня назад ты…
— Возможно, мне действительно не стоит возвращаться, — призналась она. — Но единственное, что я знаю точно — я должна отправиться туда и найти себя.
— А если это не поможет?
— Я справлюсь.
— И для меня в твоей жизни все равно не найдется места?
— Ты сам этого не захочешь. — Сколько может продолжаться этот бессмысленный разговор? Почему бы ему не смириться? — Неважно, где бы я ни работала — в Денвере или в Нью-Йорке, — мы не сможем быть вместе.
— Постой, дай мне разобраться. Ты бросаешь меня потому, что считаешь неспособным войти в элитный круг юристов, к которому принадлежишь?
Адам вырос среди таких людей. Именно из-за них он расстался с прежней жизнью — только эту причину он никому не называл. Как он мог так ошибаться насчет Миранды? Но разве она не повторяла ему столько раз, кто она такая? Почему же он ей не верил?
— Дело не только в этом.
— Ты хочешь, чтобы я догадался сам?
— Причина всему — твой возраст, или мой возраст, выбирай, что хочешь. Я никогда не скрывала, как отношусь к разнице в возрасте, Адам. Каждый раз, появляясь где-нибудь с тобой, я не переставала гадать, что думают о нас люди. Твоя мать выглядит мне ровесницей.
— Почему тебя так беспокоит чужое мнение?
— Я хотела бы не обращать на него внимание… я пыталась забыть об этом, действительно пыталась. Но убеждения пустили корни слишком глубоко. Я — это я, Адам. Я могу стать счастливой, только прекратив изводиться из-за того, что не в моих силах изменить.
Адам сел и склонился вперед. Боль и гнев затуманивали его мысли, вызывали желание закричать.
— Если ты действительно так считаешь, какого дьявола мы были вместе все это время?
Она потянула одеяло, прикрывая грудь и стыдясь самой себя.
— По-моему, ты уже ответил на свой вопрос.
— Если бы тебя это беспокоило в самом деле…
— Что? — спросила она, с ужасом ожидая ответа.