Это все было ужасно забавно. Сюзанна была ужасно забавной. Я решила, что позвоню ей и скажу, что приезжаю.
Вначале я не могла вставить ни одного слова.
— Я — вольный художник, — возбужденно говорила она. — И я работаю, используя одно только имя. Поли говорит, что использование имени — Сюзанна — придает особый шик. У Поли всегда превосходные идеи. Он просто гений в этой области. И он не хочет, чтобы я подписывала контракт, пока мое имя не станет хорошо известным. Поэтому я не так уж много работаю. Однако я беру самые разнообразные уроки — драматического искусства, пения, танцев. Это все пригодится в шоу-бизнесе и в работе моделью тоже, ведь это тоже шоу-бизнес.
— Как дела у Поли? Как его колонка?
— А, он ее бросил. Это занимало слишком много времени. Пожалуй, он вместо этого будет заниматься связями с общественностью. — Она замолкла. — А как ты, Баффи? Как дела у вас с Тоддом?
Я рассказала ей все, что меня тревожило в тот момент.
Она была ужасно недовольна.
— Ой, Баффи, ну как же можно было так попасться? Я знаю тысячи девчонок, которые тоже попадались, а затем делали абортики, но они же круглые дуры. Я думала, ты умнее. А теперь вижу, что, когда дело касается подобных вещей, ты — просто круглая идиотка. Я ничего ей не ответила, но внутри у меня все кипело от злости. Меньше всего я желала выслушивать нотации от Сюзанны. — Только дура не защищает свой храм от осквернения. — Я не знала, что она подразумевала под осквернением — беременность или аборт. Я промолчала. — Но, конечно же, я тебе помогу. Даже если ты и дурочка, ты моя самая любимая и дорогая дурочка. Баффи, ты меня слышишь?
— Да, я слушаю тебя, Сюзанна.
— Когда ты приедешь?
Она все же сказала, что поможет мне, и хотя все остальное, что она наговорила, меня здорово разозлило, самыми главными были ее последние слова, подумала я. — Я еще не знаю. Не знаю, сможет ли Тодд поехать со мной…
— Тодд! А где же он был, когда ты забеременела? Я всегда это говорила. Если девушка о себе не беспокоится, ни один мужик не станет беспокоиться о ней…
Я повесила трубку. Она была стервой и еще дурой в придачу. Больше я не буду слушать ее разглагольствований об осквернении храмов, о мужчинах и женщинах и о том, кто о ком должен заботиться. Совершенно неожиданно для себя я заплакала. А я-то думала, что уже выплакала все свои слезы.
Позже я пожалела, что так оборвала разговор. Она, в сущности, не была такой уж плохой. Она же сказала, что поможет мне. Она хотела, чтобы я приехала в Нью-Йорк. Бедная Сюзанна. Она же не виновата, что видит все в искаженном свете. Возможно, это было оттого, что ее родная мать отказалась от нее ради своего мужа, у которого было больше рук, чем у осьминога.