Как оказалась, очередь была во внутрь пирамиды. Это было небольшое узенькое отверстие, высотой примерно метр шестьдесят. Люди нескончаемым потоком подходили к этому проёму один за другим, наклонялись вперёд и исчезали в темноте. Навстречу им, уже изнутри, так же согнувшись, выходили те, кто там уже побывал. Сильно напоминало посещение Мавзолея Ленина на «7 ноября».
Нас поставили прямо перед проходом. Схема была такая. Чтобы попасть внутрь, нужно было согнуться, вставить голову в задницу впереди идущему и протиснуться в этот проём, чувствуя, как в твою задницу уже уперлась голова, идущего сзади. Внутри жара была такая же, как и снаружи, но при этом ещё темно и душно до одури.
Мне было крайне неловко перед тем, в чью филейную часть я воткнулся, но я не мог сказать ему: «Простите, я нечаянно!», потому что ни поднять головы из низкого свода, ни обойти его, чтобы сказать ему это в лицо, я не мог, а извиняться перед незнакомой задницей, было как-то дико. Тем более тот, кто торчал в моей, тоже, ничего не говорил. Так мы и шли. Где-то далеко впереди шел гид с фонариком. Но ни его, ни фонарика никто не видел. Об этом можно было только догадываться, потому что мимо, но уже в обратном направлении, за ними, задевая нас плечами, шли счастливчики, которые уже удостоились аудиенции у фараона. Они двигались в темноте, в той же позе, что и мы, и всё это страшно походило на конвейерную сборку сиамских близнецов, сросшихся «голова-жопа, голова-жопа, голова-жопа»...
Минут через пятнадцать, стали затекать ноги. Я дышал, как насос, уже не мечтая о глотке воды, я мечтал о противогазе. Через двадцать минут стала отваливаться спина. Через полчаса, мне стало казаться, что я так и прожил всю жизнь в чьей-то заднице, а кто-то в моей. Меня уже мало интересовало, куда именно мы в результате попадём, мне было жутко интересно, кто это передо мной: мужчина или женщина. С тем, кто торчал у меня сзади, я готов был даже дружить семьями. Он не напирал, не бодался и не вертел головой. Он шёл спокойно, намертво прикрывая мне тыл, и с этой стороны я, по крайней мере, чувствовал себя уверенно. Я понятия не имею, почему нельзя было расширить этот проход, чтобы люди шли нормально, а не в этой унизительно согбенной позе. Вряд ли Хеопс возражал бы против такой реконструкции. Вероятно, он это задумал специально для людей с нетрадиционной ориентацией, к которой относился и сам, о чём говорила и форма пирамиды с острым концом наверху. Это было единственное объяснение, хотя то, что фараон был «голубозадым» в корне меняло моё представление о великой цивилизации.