От всего этого в горле пересохло окончательно. Воду из фляжки я давно выпил.
Поэтому, отодвинув винтовку в сторону, я вывалился из траншеи, прополз шагов пять и стал есть белый, белый и какой то сладкий снег.
Потом заполз обратно в траншею. Зачем ползал, тоже не объяснимо. Мог пройти спокойно, нет, пополз...
Короче, залез обратно, взял СВД и стал водить прицелом туда-сюда.
И всё повторилось.
Десять минут из каждого часа я пребывал в благости и бравуре, потом остальные пятьдесят в мурашках и сомнениях.
Сколько прошло времени, не знаю.
Я уже дважды побывал трижды Героем и десять раз расстрелянным за предательство.
Я переволновался, измучился абсолютно и, наконец, вдруг успокоился и совершенно холодно и ясно возненавидел всё это, что заставляет этих мальчиков за моей спиной бродить с миноискателями и готовить траншею для спецназа, а меня лежать тут с винтовкой, вместо того, чтобы писать стихи или любить женщину.
Очень спокойно, я снял винтовку с предохранителя, прицелился и метров со стапятидесяти разнес какой-то бугорок вдребезги.
– Это вы зачем, Леонид Аркадьевич! Приказа открыть огонь не было!
Я повернулся.
Возле меня стоял лейтенант.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
Потом он достал пачку сигарет. Одну протянул мне, другую засунул себе в рот.
Закурили.
Ни слова не говоря, он взял винтовку, надел колпачки на прицел и забрал с бруствера обоймы с патронами.
Я так же молча распихал автоматные рожки и гранаты по карманам «разгрузки».
Он протянул мне мой «Кедр».
Я взял.
Он повернулся и пошёл назад по траншее.
Я потащился за ним.
Всё было то же, что и два часа назад.
И что-то было не так. Что-то изменилось. То ли во мне, то ли в этом лейтенанте, то ли вообще вокруг...
Полковник, по-прежнему, сидел на склоне с автоматом на коленях.
Мы подошли и остановились шагах в десяти от него.
Он сидел, а мы стояли по пояс в траншее.
Он смотрел на нас, а мы на него.
И клянусь Богом, я видел, как у него в глазах прыгают весёлые искорки.
Я догадывался, конечно, что всё это дурь, что никто ничего серьёзного мне не доверит. И что послали они меня так, чтобы не путался под ногами. А кроме того, поглядеть, как я буду держаться, и, главное, что потом буду трепать про то, что видел. Я это понял. Но никакого желания послать их всех мне не хотелось абсолютно. Не почему-нибудь, не хотелось и всё. Просто сил не было.
– Товарищ полковник! – крикнули сверху. – Готовность двадцать минут!
– Собирай ребятишек, лейтенант. – Сказал полковник. – Вы, Леонид Аркадьевич, тоже собирайтесь. Через двадцать минут, нас заберут.