Как они жили, понятия не имею – Агафья готовила ещё хуже, чем Танька. Правда, раз в неделю они получали мидовский паёк и ещё могли заказывать обеды на дом из мидовской же столовой. Ещё у них была похожая на крысу собачка, которую звали Броня. Броне, видимо, кто-то в детстве сказал, что она сторожевой пёс, и она бросалась на всех, до кого могла допрыгнуть на своих кривых лапках и тявкала, не переставая. Голос у неё был ровно такой же, как у Агафьи Капитоновны, и они тявкали в унисон.
Мы договаривались на среду, но на четверг назначили контрольную по алгебре, и мы перенесли свидание на субботу. К моему приходу они решили испечь пирог. Татьяна открыла мне дверь, велела повесить куртку на вешалку и умчалась на кухню.
Я вошёл в столовую и от нечего делать стал смотреть разные иностранные журналы. Прошло с полчаса. Смотреть журналы надоело, по телевизору без конца рассказывали о наших грандиозных успехах в сельском хозяйстве, и я пошёл на кухню, узнать, что они там делают столько времени.
Я ошибся дважды. Первое, когда размечтался, что нас сегодня вечером будет двое. Нас в квартире было не двое, и даже не трое. Нас было пятеро. Я, Танька, тётка Агафья Капитоновна, шавка Броня и тесто. Оно лежало в эмалированном тазике, и я вошёл, как раз когда они пытались его оттуда выковырить. Но оно оттуда не желало вылезать. Оно там привыкло. Эти две «безрукавки» поставили его ещё во вторник, чтобы испечь пирог к среде, и забыли про него начисто. Оно и стояло в этом тазике на подоконнике пять дней. Если бы это было дрожжевое тесто, оно бы за это время уже давно вылезло бы само с подоконника на пол, чтобы напомнить о себе, но они забыли положить дрожжи. И оно за это время затвердело и покрылось коркой, которую они пытались в четыре руки продолбить вилкой и штопором.
Естественно, чёрт меня дёрнул помочь, хотя, при виде теста, надо было уйти сразу из кухни, куда угодно. Обратно в столовую, в ванную, домой, в другой город, в другую страну, куда угодно. Туда, где нет теста. Я этого не сделал. Я залез в ящик комода, вытащил ступку с пестиком и этим пестиком бабахнул по тому, что было в тазике. Я не знал, что это просто корка сверху, я думал, что оно затвердело вообще всё, и ахнул изо всех сил. Естественно, мы пробили эту корку. Я и пестик. И оказались внутри. Пестик весь целиком, я по локоть. И когда я попытался вынуть руку, она застряла, и тазик с тестом и с пестиком повис на мне. Я хотел это стряхнуть, но оно не стряхивалось. Тётка вцепилась в тазик и дёрнула на себя. Раздался какой-то болотный «чмок» и рука моя выдернулась. А тётка с тестом, тазиком и пестиком отлетела назад и упала на банкетку, где сидела Броня. На Броню еще никто не нападал таким ужасающе тощим задом, и она тяпнула тётку за ягодицу изо всех сил. И, вероятно осталась без зубов, потому что у тётки Агафьи, судя по одежде, мягкого там не было ничего. Там, вероятно, был такой же тазик, как тот, что она держала в руках, но плоский, как доска. Они взвыли обе одновременно, тётку выстрелило с банкетки обратно, и она ринулась на меня с тазиком на перевес. Зрелище было жутковатое – впереди нёсся тазик с тестом, сзади висела собака, посредине была Агафья с выпученными глазами. Я успел только прикрыться локтём, и она насадила на меня этот тазик с тестом и пестиком обратно на руку. В кухне повис дикий визг, лай, и одуряющий запах. За пять дней тесто прокисло совершенно, и под коркой образовалась какая-то сероватая слизистая масса, которая воняла страшно. И оно стекало по моей клетчатой рубашке и новым джинсам за целых пятнадцать рублей, которые были одеты специально к этому случаю. И я уже сам стал пахнуть, как это тесто в тазике, и судя по этому запаху, я был убит очень вонючим пестиком у них в квартире еще во вторник и меня похоронили в этом тазике прямо в тесте, а сегодня я вылез, чтобы испробовать их пирог.