Я почему-то был уверен, что такой человек мне обязательно будет полезен. Когда была создана Служба безопасности Президента как федеральный орган, на двух своих заместителей я хотел подать представление на генерал-майора. Один без колебания согласился, а капитан первого ранга Захаров уперся: «Не надо пехотного генерала, я как был моряк, так им и останусь».
После октябрьских событий я назначил его руководителем Центра спецназначения. Центр этот мы создали для того, чтобы гасить кризисные ситуации, к которым раньше чувствовали себя малоподготовленными. 93-й год многому научил, из этих событий все мы извлекли суровый урок.
После назначения начальником Центра спецназа я уговорил Верховного присвоить Г.И. Захарову за особые заслуги звание контр-адмирала. С тех пор он получил от коллег не очень обидное для него прозвище: Канарис.
…Когда Геннадий Иванович сказал, что для успешной операции всего-то нужно десяток танков и батальон личного состава, генералы оживились: наконец появилось конкретное дело. Шеф поднял начальника Генштаба Михаила Петровича Колесникова:
– Есть у вас десять танков?
– Борис Николаевич, танки-то у нас есть, танкистов нет.
– А где танкисты?
– Танкисты на картошке.
– Вы что, на всю Российскую армию не можете десять танкистов найти?! – опешил Президент. – Пусть офицеры садятся в машины.
– Я сейчас все выясню, – перепугался генерал. Шеф пригрозил:
– Десять минут вам даю для того, чтобы вы доложили о выполнении, иначе…
На генералов, как я уже говорил, план Захарова подействовал – они слушали безропотно, раскрыв рот. Никто о столь решительных, радикальных действиях и не помышлял. У меня сложилось впечатление, что каждый из них думал лишь об одном – как оправдать собственное бездействие.
Борис Николаевич спросил:
– Будут у кого-нибудь замечания?
Привычная тишина. Прибыл Колесников: танкисты и танки готовы.
Решение о штурме приняли, и Президент приказал:
– Все, в семь утра прибудут танки, тогда и начинайте.
Тут подал голос Грачев:
– Борис Николаевич, я соглашусь участвовать в операции по захвату Белого дома только в том случае, если у меня будет ваше письменное распоряжение.
Опять возникла напряженная тишина. У шефа появился недобрый огонек в глазах. Он молча встал и направился к двери. Около порога остановился и подчеркнуто холодно посмотрел на «лучшего министра обороны всех времен и народов». Затем тихо, с металлом в голосе произнес:
– Я вам пришлю нарочным письменный приказ.
Вернувшись в Кремль, тотчас дал указание Илюшину подготовить документ. Когда первый помощник проходил в кабинет к шефу с указом о штурме, я заметил, что костюмчик и штиблеты на нем были те же, что и в марте. Видимо, для него это были своеобразные талисманы в трудные времена. Ельцин подписал указ и фельдсвязью отослал Грачеву. Мы все тогда подумали, что этим поступком Грачев приговорил себя к отставке и шеф ему позорного колебания не простит. Но простил, и потом еще многое прощал.