Мы ехали около часа. Насколько я понимала, мы углублялись в пустыню, но вскоре я уже ничего не могла видеть, так как быстро стемнело.
— Куда это, позвольте узнать, вы меня везете? — спросила я.
— К его величеству, чтобы он вынес вам приговор за ваше преступление, — ответил он через плечо. — Вы узнаете, что никто не смеет осквернять национальный флаг Камара.
Мысль о том, что предстоит предстать перед толстым стариком, меня не вдохновляла. Судя по его виду на портрете, он был давно уже не способен оценить то оружие, которое имелось в моем арсенале.
Время от времени Уильям говорил с кем-то по рации, наверное, договаривался о том, чтобы нас встретили, потому что, когда джип остановился, нас ждали несколько человек с конями. Мощеная дорога кончилась, впереди был песок. Уильям сел на коня, двое мужчин подняли меня, уложив лицом вниз поперек конского крупа перед ним, и мы галопом помчались по пустыне.
Наконец он остановил коня. Кроме песка, мне ничего не было видно, но, повернув голову, я увидела огни и огромный шатер, вход в который охраняла вооруженная стража. Уильям снял меня с коня и, придерживая рукой, поставил на ноги, а сам тем временем отдавал приказания. Кто-то побежал в шатер. Вокруг нас стояли люди с горящими факелами, а чуть поодаль я, кажется, заметила пальмы и верблюдов. Интересно, в каком это веке я оказалась?
Неожиданно Уильям снова взвалил меня на плечо и направился в шатер. Через несколько шагов он опустился на одно колено и сбросил меня на землю, так что я, беспомощно перекатившись несколько раз, остановилась возле какого-то помоста. Я лежала на животе, волосы рассыпались по лицу, и я смогла разглядеть только затянутый красным бархатом помост, целую гору атласных подушек и босую мужскую ногу.
Нога была смуглая, весьма изящной формы. Мне захотелось посмотреть, что находится выше, но нога, наступив на мои ягодицы, пригвоздила меня к месту. При всем изяществе формы мускулы на ней были стальные.
— Отпустите меня немедленно! — крикнула я.
Человек на помосте — его лица мне не было видно — что-то резко сказал Уильяму, который, наклонившись, прошипел мне на ухо:
— Запрещается говорить с султаном, если он не заговорит сам. Молчи, иначе нас обоих казнят.
— Плевать мне, что он султан какой-то карликовой страны, — огрызнулась я. — Он не имеет права так обращаться со мной!
По наступившей напряженной тишине я догадалась, что султан понимает английский. Но я была в такой ярости, что даже не испугалась. Я снова принялась вертеться и брыкаться, хотя знала, что это бесполезно. Однако султан приподнял ногу и перевернул меня на спину.