Отплытие намечалось на вечер, поскольку все гавани Византии оказались забиты кораблями венецианцев. К купеческим и военным галерам то и дело подъезжали повозки, с которых перегружалось награбленное. Иконы, книги в дорогих переплётах, инкрустированных золотом, церковная золотая утварь, гобелены, восточные ковры, сундуки с одеждой, дорогое оружие, пряности, мебель ценных пород дерева, белокаменные статуи и цветные мраморные плиты, сбитые со стен дворцов и церквей, мозаичные панно… всё это тщательно упаковывалось в сено и исчезало внутри кораблей. Это была та самая невиданная по своему объёму добыча, которая в будущем позволила Венеции стать самостоятельной политической силой в Европе и торговым монополистом на завоёванных территориях Византии.
Уже в Аккре Филипп дю Плесси узнал, что в руки венецианцев перешла не только часть Константинополя (три квартала из восьми), но и важнейшие порты на берегах Босфора и Золотого Рога, земли во Фракии и на побережье Пропонтиды.
А пока он смотрел на горящий город со смешанным чувством отвращения, горечи и сожаления.
Тяжело вздохнув, Филипп дю Плесси сошёл в каюту. Отослав оруженосца поторопить капитана галеры, Великий Магистр сел писать письма, которые нужно было отправить во французские и английские командорства, как только он и его люди высадятся в Сирии. Управление орденом - вот что стало теперь главным для него. Упавшая на ещё крепкие, привыкшие нести тяжёлое бремя ответственности плечи, суровая действительность заставляла продумывать каждый свой шаг.
Тамплиер чувствовал… нет, он предвидел, что с падением Константинополя заканчивается время крестовых походов и эпоха христианских государств на Востоке. Нет больше силы, которая могла бы сдерживать турок и прикрывать тылы Иерусалимского королевства. Нет больше войск, которые могли бы с успехом защищать другие немногочисленные владения крестоносцев в Палестине от усиливающегося натиска арабских правителей Египта и от угрозы, исходящей от объединителя разрозненных аравийских племён Саладина.
Скорее солдат, чем администратор, скорее дипломат и монах, чем воин, дю Плесси с рвением настоящего христианина исполнял обеты, данные им при вступлении в орден. Но слишком часто долг тамплиера вступал в противоречие со смирением монаха и милосердной верой католика. Слишком часто рыцарские идеалы, почитаемые им с детства, восставали в нём против упадка нравов в войсках христиан, против корысти и жадности князей церкви, против стремления к власти и наживе многочисленных вассалов ослабленных междоусобными войнами королевств Европы.