Бертран Отье[93], перебирая свитки со старыми текстами проповедей, произнесённых когда-то альбигойскими епископами на публичных теологических дебатах с легатами Иннокентия III[94], молился и готовился к встрече с необычным гостем.
«В иные, лучшие для Окситании[95] времена, ни один «христополитанин»[96] не стал бы встречаться с человеком, верующим в истинное распятие Иисуса. Но жестокий век диктует свои правила. Противостояние с Ватиканом зашло слишком далеко и поставило «добрых людей» на грань, за которой уже нет выбора. Либо смириться, как граф Тулузы Раймон, и принять покаяние, дав провести себя обнажённым на верёвке под ударами розог, распластаться в виде креста перед погрязшей в пороках псевдоапостольской католической церковью и признать власть папы - либо отправиться на костёр инквизиции. Остальным несчастным мирянам в Тулузе, Каркассоне, Альби, Безье, давно переметнувшимся к цистерцианцам под воздействием проповедей аббата Клерво и посланцев Ватикана Пьера де Кастельно и Доминика Гусмана, придётся забыть о традициях древнеримского права, о свободе веры, терпимости, о молитвах по канонам богомилов. Они теперь – новообращённые католики, подданные короля Франции, и присягнули ему в верности на орудии пытки Христа». - Так думал катарский священник, пробуждая в памяти трагедию альбигойских войн в Лангедоке, поминая жертв, сожжённых руками инквизиции и убитых Симоном де Монфором по приказу Людовика VIII[97] во славу Иисуса.
«Крестовые походы против верующих, пусть по-своему, в Христа - что может быть кощунственней и ужасней! Господь нам дал это испытание для очищения перед вратами в царствие небесное. Ну что же, посмотрим, с чем придёт к нам очередной странный гость. Окажется ли он посланником божьим, несущим Слово спасения - или озвучит последний ультиматум Святого престола? Ибо теперь veri christian[98] в жизни и смерти могут надеяться только на чудо». - Епископ сложил свитки, передал их коадъютору (помощнику), проследил, чтобы тот запер бумаги в шкаф, и стал ждать рассвета.
Ранняя весна на Юге уже подсушила дороги, по которым ещё в феврале невозможно было проехать верхом. Если в зимний день две-три повозки крестьян ещё могли бы развезти молоко и мясо по окрестным замкам, то большие массы войск утонули бы в грязи по пояс. То ли дело начало марта! Влажный сильный, но тёплый ветер высушил колею и обочины дороги, ведущей к крепости Монсегюр. Под стены цитадели стали стягиваться войска Людовика VIII и крестоносные отряды, собранные усилиями Ватикана. До настоящей осады было ещё далеко, но дозоры французской армии уже оседлали ближайшие к замку холмы, стремясь перерезать тропы, по которым к защитникам крепости стекались добровольцы и недобитые еретики Аквитании, Тулузы, Шампани.