***
История! Что ты знаешь о вечности? Что знает вечность о тебе? Ты – или падчерица времени, или времени - заботливая мать, хранящая воспоминания о своём бесконечно растущем ребёнке. Иногда бывает слышно, как звуками военных труб слишком громко кричит время, играя в свои шумные игры. Иногда оно засыпает в своём сытом благополучии и спокойствии. Только слышно, как история со скрипом качает детскую колыбель. Но в огромном Царстве вечности, помимо всего прочего, длинной чередой сменяются люди, которые взяли на себя труд зеркал для подвижного, капризного, вспыльчивого и жестокого подростка.
Что время и история делали бы без незаметных и незаменимых в своём тщании и кропотливости смертных тщедушных человечков, гнувших спины в древних храмах Египта, Шумера, Иудеи, Эллады, Рима со стилосом или каламом в руках над глиняными и восковыми табличками? Разве зря в тени олив и пальм, в холоде пещер и тёмных келий, а спустя века - в сухом воздухе скрипторий - шла кропотливая работа? Кто бы знал о деяниях и мужестве великих, о нищете и вопиющих страданиях бедных, о сотрясателях Вселенной и мудром философе в пустой бочке из-под зерна? Кто знал бы о самой дубовой бочке, сбитой в жаркий полдень никому не известным рабом? Впрочем, бочку придумали, если время не ошибается, лет через пятьсот после смерти Диогена. Но ведь людям во все времена нужны красивые легенды.
Вот и сейчас, когда за окнами монастырей Солнце обжигает плечи крестьянам, когда весна протягивает сеятелям на ладони пышную тёплую землю, готовую принять зерно, за грубо сколоченными столами слышится тихое «Скр-р-р-ип». Это царапают бумагу гусиные перья, открывая для истории, как растёт и преображается, болеет язвами и выздоравливает, дурнеет или хорошеет, но никак не хочет взрослеть легкомысленное дитя-время.
Прошло почти полгода. Мерон проводил в библиотеке монастыря всё свое свободное время. Только сон или необходимость размять мышцы заставляли его выходить на белый свет. Он стал бледен и худ, и совсем не общался с монахами. Странники, ищущие край земли или жаждущие приобщения к благочестию Святого престола, тихо и смиренно приходили в аббатство Энгельберг и незаметно уходили спустя день или два. Только странный гость настоятеля стал для писцов и переплётчиков скриптория привычным и своим, как будто жил здесь целый век. Бежавший от суеты мира путник довольствовался малым. Он мог бы, как знаменитый ученик Антисфена по имени Диоген, когда спросили, зачем тот ходит среди белого дня с фонарём, ответить: «Ищу человека».
Жильбер, в отличие от античного философа, искал себя в огромном ворохе пергаментов, свитков и книг.