Но разговор без свидетелей шёл совершенно о другом.
- Где святыня, принадлежащая Империи? - голос императора срывался от гнева.
Упрямые глаза сына натолкнулись на суровый взгляд отца. После тяжёлого и долгого молчания прозвучал ответ.
- Она теперь моя. Я прочёл все свитки и собранные тобой доказательства о происхождении наконечника и его магической силе. Смирись, отец, отныне я его хозяин - и с этим ты ничего не поделаешь.
Крисп был так же необуздан в своих поступках, как его мать. Не было ещё такого желания, осуществления которого он не добился бы правдами или неправдами.
- Почему оно должно принадлежать только тебе и приносить к твоим ногам славу, новые земли, золото и женщин? - Крисп торопился и задыхался от возможности наконец-то высказать наболевшее своему царственному обвинителю. - Я тоже хочу строить города и храмы, покорять народы, иметь в наложницах знатных патрицианок и распутных жён царей-варваров. Я тоже хочу называться Великим, возводить высокие резные каменные арки и проходить под ними с триумфом в Риме, Никомедии, Аквилее, Александрии.
Крисп заговорил быстрее, срываясь на крик:
- Я бы убил тебя, отравил бы, подсыпав яд в вино. Но только - зачем?.. Ведь копьё теперь моё, и ты ничего мне не сделаешь. Покровительство богов на моей стороне.
- Где оно? - угрожающе, еле сдерживаясь, спросил Константин.
Крисп вместо ответа сплюнул отцу под ноги. Император с жалостью и гневом смотрел на сына.
- Ты жалок, мой мальчик... и глуп. Эта реликвия принадлежит Новому Риму - и никому больше. Она предназначена только для обретения славы и процветания Империи. Мне самому лично не нужно ничего. Утратив реликвию, мы утратим всё, чего добились за последнее время. Не в одной магии и молитвах здесь дело. Нельзя утратить силу духа и веру в достижение своих целей. Эта вещь создана не для крови, а для испытаний на мужество и твёрдость. Кто или что теперь укрепит меня и идущих вслед за мной? Враги Рима только и ждут нашей слабости, чтобы отомстить за века унижений и позора.
Крисп в душевном порыве до предела натянул цепи, которыми он был прикован к стене, и, не опуская глаз, тихо проговорил:
- Жалок ты, мой император. Не говори о слабости Рима. Со мной он будет ещё сильнее и могущественней. Посмотри на себя. Христиане, арабы, персы уже верёвки из тебя вьют. Не видать тебе больше копья! Оно – моё.
Звонкая пощёчина прервала словесный поток Криспа. Его голова дёрнулась в сторону. На щеке показалась кровь от пореза массивным перстнем Константина.
Проведённые обыски в комнатах Криспа, его любовниц, друзей и знакомых ничего не дали. Обыскивали каждого, выходящего за стены города. В большие корзины высыпали вещи из заплечных мешков путников. Горожанам оставляли только кошельки. Что искали - никто не знал. Но всё отобранное свозили в императорский дворец. Город глухо роптал, несмотря на ежедневные зрелища, скачки, состязания певцов и танцоров, раздачу хлеба. Но, по доносам шпионов, реликвия империи всё ещё находилась внутри страны. Один из рабов, прислуживающих в покоях Криспа, подслушал, как сын императора договаривался с неизвестным монахом о каком-то тайнике за стенами города. Но обыскать все здания, хранилища воды, усыпальницы, акведуки, церкви и храмы в окрестностях Царьграда не представлялось возможным. Признание христианства главенствующей религией на землях Византии и объявленная только что Константином свобода вероисповеданий не предполагали явного насилия, произвола мастеров сыска, описания имущества общин язычников и последователей Христа. Император не мог испытывать на прочность только что возведённый фундамент веры, на котором крепла империя. Он опасался новых бунтов и восстания черни.