Роже де Фуа, оттеснённый в самый угол ротонды плотной стеной рыцарей, сунул кувшин в свой шлем, взял его под мышку и, кивнув Паутвену, стал пробираться к выходу.
- Пошли! Пошли скорей отсюда. Сейчас начнётся! Подъедут Бодуэн Тарентский, Роберт Фландрский, Готфрид Бульонский, другие командиры, пажи, священники. Начнут свои речи и проповеди с крестами и молитвами. Это не для нас! – Граф, схватив барона за рукав, вытащил его из часовни и повёл вниз по боковой улочке к центру города. Навстречу им попался знакомый тирольский рыцарь Эрнгард де Меро. Он ругался вслух, как деревенский кузнец, и срывал с дверей ограбленных крестоносцами лавок и домов щиты, копейные значки и железные перчатки с гербами их владельцев.
- Корыстолюбцы! - вопил он на всю улицу. – Разбойники! Креста на вас нет!
Увидев Паутвена и де Фуа, он замолчал и уставился на кувшин, блеснувший своим медным боком из-под плаща графа Роже.
- И вы туда же!
Гильом Паутвен схватился было за меч, но граф остановил его.
- Это совсем не то, что ты думаешь, - тихо сказал де Фуа и почему-то покраснел. - Мы не грабим, мы… - но рыцарь из Эрля прервал его:
- Да знаю я вас! Эх, вы, крестоносцы! – Де Меро тяжело вздохнул, огляделся вокруг, огорчённо махнул рукой и пошёл дальше, приволакивая задетую стрелой правую ногу.
Паутвен хотел что-то крикнуть ему вслед, но Роже решительно подтолкнул своего товарища в спину, заставляя двинуться дальше.
Через два квартала рыцари остановились и огляделись. В этом районе Иерусалима уже побывали христиане. Ворота и калитки многих домов были взломаны. В переулках бродили оруженосцы, добивая раненых защитников города. В одной из разграбленных харчевен над трупами родственников сидел старый иудей. Гильом толкнул в бок своего товарища и показал глазами на находку - кувшин. Граф понимающе кивнул, и они направились к старику. Рыцари опустились на колени возле несчастного, и Паутвен в показном сочувствии склонил голову перед погибшими. Граф, в свою очередь, похлопал иудея по плечу.
- Что поделаешь, война, - произнёс Роже на латыни и взял старика за шиворот.
- Прочти, что здесь написано, - рыцарь сунул под нос иудею горлышко медного кувшина.
Хозяин разграбленного и осквернённого многими смертями дома непонимающе поднял глаза на графа. Тот ещё раз встряхнул старика. Иудей отрешённо перевёл взгляд на странный сосуд и через несколько мгновений стал беззвучно шевелить губами. Лицо его вытянулось, зрачки расширились. Он весь подобрался, выхватил кувшин из рук рыцаря, вскочил на ноги и пустился наутёк.
Первым опомнился Гильом. Выхватив свой кинжал, он пустил его вдогонку иудею. Лезвие, сверкнув на солнце белой молнией, вошло старику под левую лопатку. Ноги беглеца подогнулись, и он упал, захлёбываясь стонами и хрипом. Рыцари подскочили к нему. Граф вырвал кувшин из крепко сцепленных ладоней иудея и опустился на колено.