Грели для него в печи чугуны с водой, наливали в ванну, он лежал, отмокал, согревался. Пил горячий чай с медом и вареньем. Засыпал за столом, слушая бабушку, рокотавшую над ухом, — пересказывала новости и слухи, строила ближайшие и дальние планы. Оживился только от одной ее реплики.
— Видела в гостях у Закревской твою давнюю пассию.
Лермонтов приоткрыл один глаз.
— Да? Кого?
— О, конечно: у тебя их пруд пруди! Настоящий гусар.
— И поэт.
— И поэт… Мусину-Пушкину, вот кого.
У него открылись оба глаза.
— Милли в Петербурге?
«Милли»! И не совестно этак говорить о замужней даме? «Милли»! Да, Эмилия Карловна возвратилась из-за границы. Чуть поправилась после родов — видимо, пошли ей на пользу. Пышет красотой и здоровьем.
— Новорожденную тоже привезла?
— Хм, так ты знаешь, что это девочка? Уж не от тебя ли?
— Бабушка, ответьте.
— Я почем знаю! Видела графиню мельком, обменялась несколькими фразами. О тебе…
— Обо мне?
— Да, она спросила, как ты на Кавказе. Я ответила, что тебя поощрили отпуском. Но скорее всего в Петербурге не будешь.
— Как — не буду? — изумился он.
Бабушка поджала узкие губы.
— Мне Жуковский рекомендовал, разумеется, со слов великого князя, — не пускать тебя в северную столицу. От греха подальше.
— От какого еще греха?
— По рекомендации августейшей особы. Дескать, нежелательно появление наказанного поручика в петербургском свете.
— Я не собираюсь являться в свет. Ни в театры, ни на балы не пойду. Но поехать в Петербург должен непременно. Книжечка моих стихов вышла — как же не увидеть Краевского? Деньги за нее получу. Повидаю Карамзиных. И к тому же — Милли… ну, Эмилия Карловна.
— Вот что для тебя главное! — рассердилась Елизавета Алексеевна. — Книжка и друзья — лишь предлог. Надо было молчать про Мусину-Пушкину. Вот я старая дура — проболталась невзначай!
Он ответил с улыбкой:
— Проболталась, не проболталась — это все равно, я поеду в Петербург в любом случае. Быть в России и не побывать в Петербурге — нонсенс, несуразность!
Бабушка вздохнула и сказала просительно:
— Миша, заклинаю. Не поедем, останемся в Москве, а затем отдохнем в Тарханах.
— Не хочу в Тарханы. Я с ума сойду, буду биться, как тигр в клетке. И потом: как вы собираетесь хлопотать о моей отставке, будучи в Тарханах?
— Да, ты прав. Надо в Петербург…
— А, вот видите! Непременно надо.
— Только обещай мне вести себя смирно и не лезть в светские салоны?
— Кроме Карамзиных — ни к кому.
— Хорошо, поверю, — заключила Елизавета Алексеевна. А потом произнесла хмуро: — Чует мое сердце: лучше бы не ехать… Но не ехать тоже нельзя. Заколдованный круг какой-то.