— Сережа, милый, думаешь, легко быть справедливым? Поверь, это очень большой труд, чрезвычайная нагрузка. Напряжение ума и боль в сердце. Спроста, что ли, у меня инфаркт был?
На стол упали несколько градин и принялись весело подпрыгивать. Чураков смотрел на них, улыбаясь:
— Все, начинается! Пошли, Степанов, работать надо!
Сквозь порывы ветра из кустов донесся дикий грохот мотоциклетного мотора, словно заработал крупнокалиберный пулемет.
— О! Шапак! Сказал же дураку: поставь глушитель. Пошли в вагончик. Вино, шашлык тебе принесут. Попозже. Надо тут, над столовой и мангалами, тент натянуть. Впрочем, если не будет особой бури, придем сюда обедать. Суп из раков Шапак обещал сварганить. Знаешь ли, отменное удовольствие! Кругом шум, грохот, гром и молния, град и ливень, а тут, под тентом, ароматный дым, угли горят, они при ветре замечательно горят, шашлычки ш-шшкворчат, карданахи, ркацители, мукузани… Ты какое любишь? Или не определился пока? В таких экстремальных условиях, Степанов, все, буквально все приобретает какой-то совершенно особый оттенок — острый, сильный.
— Пир во время чумы, — сказал Степанов.
— Иди пиши. Все должно быть безупречно. Перепроверь сто раз. Зеленцовские ксивы все там, в вагончике, в синей папке. Компьютер работает от генератора, хватит надолго. Если вдруг забуксуешь, телефон есть. Городской, районный справочники там рядом. Пиши в трех экземплярах. Через два часа приду, проверю каждую букву. К обеду должны приехать медэксперт, человек из прокуратуры, какой-то зануда, говорят, придется с ним поработать. К моменту их появления все бумаги должны быть готовы. Побыстрее… Не исключено, что мне придется ехать в район, если мои ребята не сумеют привезти сюда эксперта, прокурора. А если привезут, тебя тут уже быть не должно. Во избежание лишних вопросов. Иди, брат. Старайся.
— А вы?
— Я? Что — я? У меня сейчас самое время, Степанов. Самое мое время! Я человек брутальный, я человек стихии! — Чураков одним движением скинул плащ, он был в одних полосатых плавках. Крепкое, волосатое, загорелое тело. На шее толстая белая цепь с крестом и полумесяцем. Большие, тоже белые часы на правом запястье.
— Купаться, Степанов! Плавать, нырять, кувыркаться! Нет ничего прекраснее, чем купаться в дикую грозу. Такой адреналин!
— Часы, часы снимите, — сказал Сергей Григорьевич.
— Часы? Да они на километровой глубине будут ходить. Вечные! Все показывают: год, месяц, день, час, секунды, век, давление, температуру, влажность, сколько осталось до конца света. Все! Пушкин сказал: «Паситесь, мирные народы. К чему стадам дары свободы?» Ты что же, доктор, Пушкина никогда не читал? А еще интеллигент. Не зря добрый дедушка Ленин говорил, что интеллигенция — это никакой не мозг нации, интеллигенция, говорил добрый дедушка, это говно! Ты что же, и Ленина не читывал?