— В м-м-мозгу?
— Именно, дорогой, именно. Но будем кое-что нестандартное делать. Ваша жена правильно поняла ситуацию. Небольшой спецрезерв нового лекарства я для вас найду. Цену Ангелина Викторовна знает.
— С-спасиб-б-бо, — сказал Смирнов.
— Не теряйте надежду, Михаил Кузьмич. Вы находитесь в крыле первой надежды!
— Ладно, — пролепетал Смирнов.
В палату вошла красивая девушка в распахнутом халате. Джинсы низкие, животик, пупок наружу.
— Журналы, газеты, стрижка, бритье, массаж? — спросила она, оглядывая палату.
— Эльвира, какая стрижка? — обернулся Шмак. — Это седьмая палата, не видишь контингент?
— А-а… — разочарованно протянула девушка. — Тогда я пошла. А где белые?
— Первая, вторая, — махнул рукой Альберт Султанович.
* * *
Соседи по палате были такие же беспомощные. Один вообще не вставал. Остальные еле-еле ходили, судорожно хватаясь за дужки кроватей, стулья, стенку.
Иногда неуклюже грузно падали, приходилось звать медсестру, никто никого поднять был не в состоянии.
Приходила медсестра Людмила Сускина.
Уперев толстые руки в бока, она стояла над валяющимся на полу паралитиком и отчитывала его:
— Ну куда вот тебя понесло, несчастье? Возись тут… Ладно, хоть не нагадил. У меня для тебя нет личной санитарки, кто за тобой говно станет убирать, случись чего?
Сверзившийся паралитик мычал, пытаясь подняться, но не получалось.
— Становись на карачки, ползи потихоньку, — говорила Сускина. Потом она хватала дядьку поперек живота и ловко укладывала в кровать.
— Лежать! Пусть твоя старуха или кто приходят, тут с вами возиться некому. Сиделок нету.
— Но мне в уборную надо, — заикался паралитик.
— Всем надо. Диктуй телефон, несчастье, я позвоню твоим, пусть приезжают и разбираются. Мы не можем каждый день менять белье. Вас у меня полсотни засранцев. В палату войти невозможно, дыхнуть нечем. Терпи!
— Да я уже третий день терплю, — жалобно стонал дядька.
— Терпи, терпи, — хлопала она его по заросшей серой щетиной щеке.
— Тебе не так долго осталось терпеть. — Неожиданно громко взвизгнула: — У меня двое детей! А я тут с вами… Тьфу!
Когда рыжая Людмила ушла, дядька перевернулся на живот и заплакал.
Смирнов сжал кулак и закрыл глаза.
* * *
Окна в палате были большие, от стекол несло холодом.
Накинув на плечи одеяло, Смирнов, опершись о подоконник, стоял и рассматривал просторный двор больницы.
Она была наполовину недостроена, поэтому у главного входа там и сям стояли бочки с чем-то строительным, грудами валялся кирпич, доски, арматура, проволочные сетки, тюки стекловаты. Кое-где сохранилась трава — зеленая, нарядная. Синими шишками выделялся татарник.