Мрамор уже не был просто каменной глыбой. Из него проявлялась теплая, белая человеческая фигура, появляющаяся на фоне скалы. Она схватила резец и сразу же отложила его, словно в беспамятстве… Ей надо было идти домой, уложить Джона в кроватку и приготовить Марку ужин. Это та работа, которую она теперь должна сделать.
Когда Марк пришел домой, еда для него была готова, Джон, выкупанный и одетый в ночную рубашку, как раз заканчивал есть. После того, как он немного поиграл с сыном, они вместе уложили его спать, сели за ужин, и Марк рассказывал о своих делах за весь день. Он закончил рассказывать и с интересом спросил:
— Урок прошел хорошо?
— Да, хорошо, — ответила она.
— Что ты там делала? — спросил он.
— Я все время лупила по камню, словно каторжник на строительстве шоссе.
Он засмеялся, и она рассмеялась вместе с ним, так что он даже и не заметил, что она ему ничего больше не рассказала.
* * *
Лето пролетело совершенно незаметно. Джейн украдкой приходила раньше положенного времени и оставалась дольше, а когда Сюзан вечером возвращалась домой, всегда запыхавшись из-за того, что опаздывала, то обнаруживала, что зелень вымыта, а мясо приготовлено, а Джон выкупан и как раз ужинает.
— Да у меня больше и никакой работы нет, — сказала Джейн. — Я тут хоть чем-то, по крайней мере, занимаюсь — вам не надо мне платить больше обычного.
И Сюзан, зная, что дом и ребенок находятся под присмотром, оставалась в мастерской до самого наступления летних сумерек, пока еще было светло, и возвращалась только к тому моменту, когда Марк приходил домой. Майкл еще несколько раз позировал ей, пока его тело не запечатлелось в ее памяти. Но затем она отошла от натуры, сделала фигуру еще более стройной и юной, так что это уже был не Майкл, а некий выдуманный образ. Все это время рядом с ней был Барнс, хотя он особенно ее и не замечал.
Он наблюдал за нею искоса, стоя за своей работой, молчал или же внезапно кричал на нее, разъяренный неудачной линией или же скольжением резца Сюзан. Но ничто не злило его больше, чем обнаружившийся факт, что ей не хватает силенок.
— Вы ведь делаете не идиотский сувенир! — орал он. — Вы же не торговка побрякушками. Отсеките то, отсеките это! Прямо, твердо и наверняка!
Сам он к скульптуре не прикасался и даже ни разу не продемонстрировал, что имеет в виду. Он был к ней немилосерден и не делал никаких поблажек только из тех соображений, что она женщина.
— Забудьте раз и навсегда, что вы женщина! Бог-то об этом тоже не думал, когда дал вам такой талант. Высеките эту линию поглубже, ударяйте сильнее — вот так! Вот так!