— Я могу быть хорошей мамой, — сказала в бешенстве Сюзан.
— Не думайте только, что я не знаю всего того, что необходимо знать о детях, — продолжал он. — У меня есть дети — трое мальчиков и одна девочка — и ни один из них не знает, как взять в руки долото. И не хочет знать.
— А их мать?
— Три матери! — насмешливо прогрохотал он. — Они у меня от трех разных женщин! И все они одинаковые!
Сюзан не ответила; она не будет больше вести разговоры с ним на эту тему. Что он мог знать о маленьком домике у леса, который стоит в конце улицы, залитой светом, что он может знать о чувстве защищенности любовью Марка, о его словах, что только из-за нее и живет на этом свете? Если она уедет в Париж, она убьет его. Она не может ехать в Париж, раз ее ожидает Джон, тепленький, выкупанный и розовый, на детском стульчике на кухне. Она не может уехать.
В конце каждого дня Сюзан убеждала себя, что в Париж она не поедет. Но утром, когда она вытирала пыль и наводила порядок, она желала, чтобы у нее не было положенных в банк пятисот долларов, полученных за фонтан. А Дэвид Барнс об этом знал, так как ничего не взял с нее за мрамор. Она пыталась заплатить ему, но он со злостью сказал:
— Я ваших денег не хочу. Оставьте их себе. У меня есть все, что нужно.
— Но ваши дети, — запротестовала она, но он не дал ей закончить.
— Ну их к черту, я им ничего не даю и не могу дать.
— Вы ничего не даете своим детям? — вскрикнула она.
— Они мне совершенно безразличны.
— Но они у вас есть, — с ужасом с голосе сказала Сюзан.
— Не у меня — у их матерей, — он захихикал, а после расхохотался.
Мгновение она смотрела на него, не веря своим глазам, потрясенная тем, что мужчина, всего себя отдающий искусству, может быть таким жестокосердным.
— Где они? — спросила она у него.
— Не знаю, — ответил он. Голос его звучал равнодушно, но глаза сразу увлажнились.
— Посмотрите, Сюзан, — прошептал он. — Смотрите! — Она посмотрела на линию, которую он провел пальцем вдоль грубого края мрамора. — Вот так склоняется голова. Только сейчас я это заметил.
Голос у него был нежный и задушевный; и хотя всего минуту назад она его ненавидела, Сюзан наклонилась и поняла его.
— Мрамор поддается этой линии, — прошептала она.
— Да, — сказал он. — Вы это тоже видите?
Она кивнула. Они посмотрели друг на друга в полном взаимопонимании, и все прочее вскоре было забыто.
Утром они продолжили спор. В банке у нее были деньги. Значит, она не могла отговориться: «У меня нет денег». Она не могла также сказать: «Я хочу купить на них что-то для семьи. Мне они нужны» Она ведь не умела лгать. И потому она просто сказала ему: