Джек не мог понять, что она делает. Виктория не позволила ей самой сшить подвенечное платье, а занавески Рэйчел уже нашила на всю квартиру. Заинтригованный, Джек подошел поближе и встал сзади.
Подняв глаза, она запрокинула голову, заулыбалась и вся подалась ему навстречу.
— Что ты делаешь? — спросил он, думая о том, как она прелестна.
— Подарочное лоскутное одеяло.
— Ты собираешься его кому-то дарить?
— Нет, это от слова «подарки».
Джек повнимательнее пригляделся к лежащим перед Рэйчел кускам ткани:
— О Боже! Это ведь кружево от скатерти, которую прислала твоя ирландская родня!
— Не прислала, — явно развеселившись, сказала Рэйчел. — Принесла. На прием по случаю моего предстоящего бракосочетания.
Этот прием состоялся в Нью-Йорке месяц назад. Зная о том, какими дорогими будут подарки, Рэйчел пошла туда с большой неохотой и больше всего радовалась тому, что ее мать обещала забрать их себе. Однако Виктория отправила подарки в Тусон, а потом, словно в насмешку, их пришлось еще перетаскивать со старой квартиры на новую.
Гм, подарочное лоскутное одеяло! Джек вновь взглянул на разложенные на столе куски ткани. Теперь-то он заметил, что это куски от пеньюаров, атласных простыней, льняных скатертей, кружевных фартуков.
— Она уверяла, что мне все это нужно, — по-прежнему не отрывая от него взгляда, сказала Рэйчел. — Ну разве я когда-нибудь надеваю шелковые ночнушки? Нет. Накрываю стол шикарными скатертями? Нет! Хочу ли я спать на простынях, которые нужно гладить? Нет, нет и нет. Лоскутное одеяло гораздо практичнее.
— Ты знаешь, сколько все это стоит? — рассеянно спросил Джек. Даже спустя много лет первое, что приходило ему на ум, когда он вспоминал ту сцену, — вид, который открывался в вырезе блузки Рэйчел.
— Я хорошо знаю, сколько все это стоит. Мама мне сказала. Вот почему я так рада, что могу пустить эти вещи в дело — вместо того чтобы они понапрасну пылились в коробках.
Когда Джек наконец сумел оторвать взгляд от ее груди, он вынужден был признать, что она права. Из-под машинки выходило нечто замечательное, то, чего могла достичь одна лишь Рэйчел с ее творческой натурой — и в этом была некая высшая справедливость. И не только потому, что исходные материалы стоили безумно дорого и Рэйчел не стала бы использовать эти вещи так, как хотела Виктория, — дело заключалось еще и в том, что Виктория терпеть не могла, когда Рэйчел шила. В свое время она сама научила ее шить, но потом, когда десять лет назад отец Рэйчел сколотил свое первоначальное состояние, Виктория решила, что им больше ни к чему самим шить себе одежду.