— Она умирает. Я знаю это, папа. Я это чувствую.
— Ты просто напугана.
— Нет, — настаивала она. — Это должно вот-вот произойти. Так что же мне тогда делать?
— А что бы ты хотела? — нахмурился Джек.
— Я хочу ее похоронить.
Он задумчиво почесал затылок. Хоуп видела, что он не знает, как поступить. Саманта права — он думает по-другому, не так, как они.
— Ладно, — к ее удивлению, сказал он. — Давай похороним. Где-нибудь поблизости должно быть кладбище домашних животных.
Но Хоуп такой вариант не подходил. Она не хотела ехать куда-то за тридевять земель. Она хотела, чтобы кошка была поблизости и знала, что и она, Хоуп, находится рядом.
— А можно похоронить ее в лесу, — выглянув в окно, сказал Джек. — Где-нибудь неподалеку. Так тебе будет легче?
«Гораздо легче», — кивнув, подумала Хоуп.
— Значит, договорились, — сказал он и прижал ее к себе.
Она опять с минуту помолчала, потому что горло снова сдавил спазм. На этот раз от облегчения, потому что Сэм оказалась не права. Он все понял. Значит, он их любит.
— Папа, — тихо, чтобы не услышала Сэм, прошептала она. — Ты не оставишь нас одних, правда?
— Разве я могу так поступить?
Хоуп боялась, что, если Сэм его окончательно доконает, папа так и поступит.
— Но ведь, если мама не очнется, а тебе придется вернуться в город на работу, ты можешь нанять кого-нибудь, чтобы присматривать за нами.
— Я так не сделаю.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Она вздохнула и еще тише прошептала:
— Я тебя люблю.
Джек ничего не ответил, но Хоуп чувствовала, что он тоже ее любит.
Когда на следующее утро она проснулась, Джиневра неподвижно лежала на том самом месте, куда Хоуп положила ее вечером. Девочка в страхе наклонилась совсем низко над ней, чтобы кошка могла почувствовать ее дыхание.
— Джиневра! — прошептала она, почесав пальцем мордочку кошки, и, ощутив слабое шевеление, облегченно вздохнула.
Обняв кошку, Хоуп крепко прижала ее к себе. «Я люблю тебя, Джиневра, я тебя люблю», — с отчаянием думала она. Ее усилия не пропали даром — в ответ раздалось слабое, еле слышное мурлыканье. Но вскоре оно оборвалось, и наступила пугающая тишина. Несколько минут Хоуп лежала неподвижно, потом опять шепотом позвала кошку. Никакой реакции. Она погладила кошку по голове, все еще надеясь, что та снова замурлычет, опять погладила и прислушалась. Поняв, что это конец, Хоуп зарылась лицом в остывающий мех Джиневры и горько заплакала.
— Хоуп! — подойдя к двери, позвал Джек. — Ты встала?
За дверью раздались сдавленные рыдания. По-прежнему прижимая к себе Джиневру, девочка отчаянно хотела верить, что ошиблась, но было уже ясно, что ошибки тут быть не может. Хоуп это чувствовала, ощущая надвигающуюся гигантскую пустоту и холод одиночества.