«Бобби на пару лет младше меня, — продолжает Дайан. — Но мне надо было подать себя так, словно я лет на двенадцать его старше, чтобы он смотрел на меня хотя бы с некоторым уважением. Мне говорила Шелли: «Знаешь, не говори ему, сколько тебе лет. Он должен думать, что ты старше». Я ей отвечаю: «Господи Исусе, мы же просто актеры, Шелли». А она мне: «Это неважно. Он должен восхищаться тобой. Обожать».
По мере того, как его карьера шла в гору, одно слово преследовало его по пятам, как характеристика из досье: «дисциплинированный». Не было, казалось, ни единого режиссера или актера, который, проработав с ним хотя бы короткое время, не отметил бы его преданности делу. Ясно, что такое качество было выработано у него с годами, и не без труда. По этому поводу Дайан Лэдд вспоминает:
«Бобби был не очень-то собранным, когда мы работали вместе. Помню, как в одной сцене мы с ним должны были вставать с постели в неглиже, и я начинала одеваться в присутствии публики. Мы с ним внесли собственные вариации в мизансцену, и он предложил мне надеть такой широкий халат с оторочкой из меха на рукавах. О чем он забыл меня предупредить, так это то, что он расставит на бюро у кровати зажженные свечи. Я иду к этому бюро на сцене, разговаривая с ним и не подозревая, что там стоят горящие свечи. Тут я слышу из зала охи-ахи, а руку мне начинает жутко печь. Я смотрю — у меня рукав пылает! Я его кое-как потушила прямо рукой — поразительно, какие чудеса с людьми на сцене творит адреналин! — и продолжала играть сцену. Но при этом я краем глаза вижу, как Шелли бежит из-за кулис в совершенно подавленном состоянии. Когда я закончила и вышла со сцены, Шелли, помнится, была в ужасе, что я плюну и откажусь дальше играть. Но я ей сказала только: «Я хотела бы переговорить завтра утром», — и пошла к себе в гримерную. На следующее утро мы трое — Бобби, Шелли и я — встретились у Шелли дома. Она сразу начала: «Ты должна понимать, Дайан. Такие вещи случаются. Они не могут вообще никогда не случаться». Я отвечаю: «Знаете что, заткнитесь-ка лучше. Когда вы сами были молодой актрисой, и вам бы кто-нибудь подложил такую свинью, как Бобби мне вчера вечером, вы бы ему голову оторвали, нацепили на палку и стали бы прочищать канализацию в доме. Дело могло кончиться несчастным случаем, ясно?! Так что сидите и заткнитесь!» Ну, она и замолчала. Тогда я поворачиваюсь к Бобби: «А ты, Бобби, запомни, что нельзя ставить на сцену ничего, о чем не знает твой партнер, ясно? И если я узнаю, что ты еще с кем-то такую штуку выкинул, я тебя так достану, что у тебя дерьмо изо рта полезет». Думаю, он мне никогда не простит этого. Но мне плевать. Может быть, он блестящий актер, но только в тот вечер из-за него я чуть было жизни не лишилась…»