Лорд весьма хитроумно расставил капканы: жертве некуда было деваться.
С чувством собственного достоинства, которому мог бы позавидовать даже сам граф Мейонский, юноша обратился к застывшему в молчании Фрезеру:
— Я принимаю ваше предложение, милорд. Принимаю и благодарю за то, что в столь трудной и непредвиденной ситуации вы пошли мне навстречу, протянув руку помощи.
Произнося слова благодарности, он даже не смотрел в сторону лорда.
Само выражение сытого удовлетворения, блестевшее в глазах последнего, было непереносимо его душе.
Немного помолчав, граф добавил:
— А теперь мне нужно ехать в поместье, чтобы объявить об изменившемся положении вещей.
После короткой паузы он счел необходимым уточнить еще некоторые вопросы, касающиеся предстоящего бракосочетания:
— Надеюсь, мы обойдемся без ненужных ритуалов? Я имею в виду праздник… и все такое…
— Никакого праздника! — резко ответил лорд. — Не вижу надобности оповещать всех и вся о чисто семейном решении.
Слова лорда удивили графа, что, по всей видимости, отразилось у него на лице.
Сделав минутную паузу, лорд продолжал:
— Соседские поместья и так полны слухов о непристойном поведении вашего дяди. К тому же я считаю, что этим людям совсем ни к чему знать о вашей женитьбе на моей дочери. Тем более что женитесь вы сугубо по причине отсутствия других шансов хоть как-то поправить положение дел в замке. Зачем же шокировать население?
Графу тоже не улыбалась перспектива шокировать кого бы то ни было. Он понимал, что их свадьба, скороспелая до неприличия, и без того вызовет в округе немало кривотолков, когда слухи о ней достигнут любопытных ушей.
А впрочем, не все ли равно, что думают люди? К чему волноваться о том, что происходит в чужой душе?..
В этот момент юношу почему-то посетил образ горячо любимого отца. Хорошо, что ему не довелось дожить до этого дня…
Он бы так разволновался, что начал бы отговаривать сына от решительного шага, доказывая тем самым, что нищета лучше неволи.
«Да, отец, ты прав, — думал граф, отъезжая от Уоттон-Холла. — Ты прав, нет ничего хуже неволи. Но разве могу я поступить иначе?»
Юноша прекрасно осознавал, что его принудили, вырвали согласие на брак грязным шантажом.
До конца своих дней он не сможет простить себе этого шага, и никакое понимание неизбежности не в силах изгладить боль.
Впереди у него два дня свободы. Всего два дня, долгих и коротких одновременно. Двух дней вполне достаточно, чтобы набраться храбрости и сказать лорду Фрезеру, что он обойдется без его корыстной помощи. Два дня…
Граф, однако, понимал, что дело тут не только в храбрости, и первая же протекающая крыша жалкого деревенского домишки убедила его в правильности принятого им решения.