"Снайпер, — с обречённостью понял Глодов. — Это ж не бандиты, это черти какие-то. Неужто помирать придётся?"
Не то чтобы Глодов боялся смерти… Совсем нет, насмотрелся он на разное за последние десять лет. И как братишки, с которыми он не далее как вчера спирт глушил, лежат на холодной мокрой палубе, уставившись в серое небо ничего не видящими глазами, и как оравший только что на него офицер, глупо вздёрнув ногами, болтается на ближайшем фонаре, и как круглолицый буржуй, недавно предлагавший ему взятку за пропуск к поезду, тупо рассматривает мутнеющими глазами расползающиеся под собственными пальцами кишки, прущие из разрубленного брюха… Многого насмотрелся матрос Глодов за последние десять лет, потому и чужую жизнь не ценил, и свою потерять не боялся. Но всегда надеялся, что не "прямо сейчас", может, завтра, может, через месяц. А вот оказалось, что, скорее всего, уже сегодня. Ладно, бога, конечно, отменили, а вот удачу ещё никто не отменял. Может, и прорвёмся.
Глодов перевернулся на спину, проверяя маузер. Стрелять из него по невидимым врагам — дело пустое, но проверить оружие никогда не помешает. Как и следовало ожидать, пистолет оказался в полном порядке, хоть и трофейная машинка, но надёжная. Может, и повоюем еще. И тут же наткнулся на бешеный от боли взгляд комиссара.
Тому повезло гораздо меньше, чем матросу. Не такой привычный к реальным боевым действиям, он не успел соскочить с коня и теперь валялся, придавленный тяжеленной тушей. А чего удивляться, конь — мишень куда как более удобная, чем человек, в неё даже из пулемёта промахнуться трудно. Той же очередью, что скосила Гнедого, пробило голову и комиссарской кобыле, так что рухнула та, даже не дёрнувшись. И ездока своего придавила.
Был бы белоглазый комиссар чуть более к боям, а не к политическим диспутам готовый, может, и успел бы он, как Глодов, с коня соскочить. А так… Лежал сейчас товарищ Егор, как бабочка, к доске пришпиленный, только от боли в раздавленной ноге шипел. Живой, значит. Ну и ладно. Из-под трупа лошадиного его сейчас всё равно не вытащишь, да и поважнее дела есть.
Невидимый пулемётчик меж тем разошёлся не на шутку. Очередь из "Льюиса" в щепки разнесла столб, под которым засел матрос, и помост наверху опасно накренился. Оттуда посыпалась на Глодова всякая труха: бисер какой-то, тряпки, шкурки истлевшие. Прямо перед носом шлёпнулась высохшая кисть руки с почерневшими ногтями и обтянутая такой же сухой, почти чёрной от времени кожей. Что-то больно ударило красного командира по макушке, отскочило в сторону, и Глодов увидел прямо перед собой нижнюю человеческую челюсть с белыми и ровными, как у молодого, зубами. Забыв про шипящего от боли комиссара за спиной, Глодов истово перекрестился.